всплывают. Так и Н-1 спрятать от чужих глаз было не проще, чем, скажем, в курятнике утаить жирафа. Несколько раз в 60–70 годы гигантская сигара Н-1 вывозилась на стартовые позиции Байконура, где ее и сфотографировали всевидящие космические аппараты…
«Н-1 называют «последней любовью» Королёва. Из многих биографий Главного конструктора космических систем мы знаем, что он мечтал не только о выходе человечества в космос, но и полете к другим планетам. Знаем и о том, что в отличие от многих полчищ фантазеров, Королёв умел свои проекты «доводить» до жизни». Первого он добился. А второго? Неужели Сергей Павлович обошел вниманием ближайшую к Земле планету, скромно ограничившись запуском автоматических аппаратов?..».
«Итак, хроника событий. В 1960 году появилось Постановление о создании в 1963 году ракеты-носителя Н-1 на 40–50 тонн. В дальнейшем проект едва ли не ежегодно пересматривали, мощность ракеты возрастала, сроки переносились, пока наконец, в ноябре 1966 года экспертная комиссия под председательством академика М. В. Келдыша не дала положительное заключение на эскизный проект по лунной экспедиции с использованием ракеты-носителя мощностью 95 тонн, что позволило высадить на Луну одного космонавта, оставив второго члена экипажа на орбите»…
«Летные испытания ракеты Н-1 начались 21 февраля 1969 года. Через 70 секунд после старта из-за пожара в хвостовом отсеке первой ступени полет прекратился. 3 июля 1970 года во время попытки второго запуска из-за неисправности насоса произошел сильный взрыв, разрушивший стартовый комплекс. На его восстановление и подготовку новой ракеты ушло немало времени. И лишь 27 июля 1971 года была предпринята вторая попытка. Ракета чуть поднялась над землей, но из-за потери управляемости по каналу вращения дальнейший полет сорвался, а стартовый комплекс был опять поврежден. По рассказу одного из руководителей испытаний Б. А. Дорофеева, столь крупные аварии производили на весь персонал гнетущее впечатление. Но не было и мысли, что Н-1 обречена и что дефекты носят хронический характер. Люди напряженно трудились, многие просили продлить командировку на полигоне. По всему чувствовалось: ракета «взрослеет» и до успеха недалеко.
Наконец, четвертый запуск – 23 ноября 1972 года. Все системы заколдованной первой ступени, все двигатели работали нормально, полет продолжался 107 секунд, но в конце активного участка в хвостовом отсеке возникла неисправность, и полет прекратился. Тем не менее, конструкторы и службы космодрома несказанно радовались. Теперь уж ясно – до победы полшага.
«Четыре-пять пробных запусков при испытаниях ракетно-космической техники – дело обычное. Даже «семерка», не соизмеримая по сложности с Н-1, полетела лишь с четвертого раза. В монтажно-испытательном корпусе Байконура уже были готовы две следующие машины. В августе 1974 года должен был состояться пятый старт, а в конце года – шестой. Шестой и, как считали конструкторы, последний перед принятием ракеты-носителя Н-1 в эксплуатацию. Даже самые осторожные умы называли 1976 год как крайний срок, когда новая машина будет полностью отлажена.
Для всех было полной неожиданностью, когда работы по Н-1 были сначала заморожены, а после смены в мае 1974 года Главного конструктора (вместо В. П. Мишина назначили В. П. Глушко) и вовсе прекращены. В первый же день новый руководитель королёвского КБ объявил Н-1 ошибкой и сказал, что он пришел «не с пустым портфелем». Глушко предложил новую концепцию, которая через десять с лишним лет привела к созданию многоразового самолета «Буран» и ракеты-носителя «Энергия» практически той же мощности, что и отвергнутая Н-1. Без всякого сомнения мы можем гордиться и «Бураном» и «Энергией», но разве не обидно списывать уже почти готовую машину на свалку?..
«На этом история ракеты-носителя Н-1 заканчивается. Последняя, «лебединая» песня Королёва так и осталась не спетой. Конечно, было бы несправедливо Н-1 целиком списывать в убыток. Заводское оборудование, монтажно-испытательный и стартовый комплексы были впоследствии использованы для «Энергии». Пригодился, без сомнения, и опыт проектирования и «доведения» мощной ракеты: «Энергия», по существу, стартовала с первого раза»…
«И в начале 70-х находились специалисты, которые понимали, что закрытие темы Н-1 неблагоприятно скажется на нашей космонавтике. Бегал по высоким кабинетам В. П. Мишин, писал письма XXV съезду Б. А. Дорофеев, ряд специалистов просили о «малом» – разрешить испытания хотя бы двух ракет на акватории океана…
Все бесполезно, иные мнения бесследно оседали в тишине высоких кабинетов. Судьбу Н-1 решили не специалисты – логику развития науки диктовали политические руководители. Ни одного заседания ученого совета, ни одного совещания со специалистами, ни одного собрания Совета главных конструкторов… Что же повлияло на судьбу Н-1? Во всяком случае, соображения от интересов науки, от истинных интересов страны далекие»…
«Ну а о такой «мелочи», как честный труд многих тысяч людей, которые отдали Н-1 лучшие годы своей жизни, просто не подумали. С людьми не только не посоветовались, даже не объяснили ничего. Получается, что вместе с провинившейся Н-1 списали на «свалку» и ее строителей, многие из которых, уверен, получили такой психологический удар, что ничего равноценного создать уже не могли. А ведь это были лучшие «королёвские» кадры»…
Добавить к этому нечего. Мне с товарищами, в частности, с упоминаемым в статье Б. А. Дорофеевым, довелось заниматься этим комплексом более двенадцати лет и быть участником всех запусков. Невозможно передать словами грандиозность созданного на «Байконуре» усилиями всей страны и безответственно разрушенного вблизи финиша.
Многоразовая ракетно-космическая система «Энергия – Буран»
Примириться с мыслью о том, что из жизни вычеркнуто двенадцать лет, наполненных захватывающе интересным делом, которое было перечеркнуто, невозможно. И все участники работ по Н-1 все последующие годы жили с камнем на сердце. Лишь появившиеся в последнее время (то есть через 15 лет после событий) публикации в центральных газетах назвали вещи своими именами и дали объективную оценку этим событиям. Упомянутые публикации в какой-то мере сняли остроту обиды, спасибо их авторам, спасибо гласности.
Вернемся в 1974 год. Этот год был для нас переломным, он ознаменовался сменой руководства. Академик В. П. Мишин – преемник С. П. Королёва – был освобожден от работы. Это для нас не явилось неожиданностью. Василий Павлович, хотя и был первым заместителем Королёва и как конструктор и ученый пользовался высоким авторитетом, вместе с тем имел совершенно нетерпимый, скандальный характер. Он умудрился поссориться с большинством своих коллег как в своем коллективе, так и в других организациях, до предела обострил отношения с руководством (ЦК, Совмин, Министерство), злоупотреблял (и существенно) спиртным. От стиля работы Королёва ничего не осталось. А тут еще неудачные пуски Н-1. Как-то к нам приехал Д. Ф. Устинов, бывший в то время заместителем председателя Совмина СССР, и в узком кругу провел совещание. Я был его участником.
