следующими поколениями гуманистов.
Преодолевая представление о дуализме человеческой природы, отчасти присущее еще Петрарке и Салютати, более поздние ренессансные мыслители приходят к ее полному оправданию. Основополагающими критериями при оценке человека они считали категории добра и зла; доброта свойственна природе человека и является нравственной нормой в его отношениях с другими людьми. Недаром столь большое значение придавалось «моральной философии»— этике, политике, экономике, а также истории, педагогике, риторике и поэзии, т. е. тем наукам, которые, по убеждению гуманистов, формируют душу человека, а также способствуют совершенствованию общества в целом, укрепляют связи между людьми. Вопрос о социальной природе человека — следующая проблема, над которой размышляли гуманисты. Они решали ее по-разному: под деятельностью человека, единственно достойной его, одни гуманисты понимали занятия, прямо направленные на благо общества, другие — действия, имеющие целью достижение собственного счастья, но все же в конечном счете созвучные интересам общества.
В соответствии с представлением о самоценности личности пересматривалась традиционная шкала нравственных норм. Таким образом, все направления раннего гуманизма имели этическую основу.
Несмотря на крайнее разнообразие учений и школ гуманистов, их объединяло главное — глубокая вера в человека, в его высокое предназначение. Это и придавало новому мировоззрению огромную силу воздействия. Оно являлось сплавом разнородных по своему происхождению идей (что соответствовало характеру эпохи, находившейся на стыке средних веков и нового времени), но эта гетерогенность не лишала его целостности.
В экономической и социальной обстановке XIV–XV вв. постепенно переосмысливались предшествовавшие культуры, которые служили материалом для созидания культуры нового типа. Ее представители вырабатывали свое мироотношение и свои собственные творческие методы.
Если первые гуманисты пытались примирить «Цицерона и Христа», а из античных философских школ воспринимали в основном перипатетиков и стоиков, то в дальнейшем круг культурных ценностей расширился: с Валлой и Раймонди эти философские учения дополнились по-своему понятым эпикуреизмом, с Фичино и Пико делла Мирандола — не только неоплатонизмом, но и учениями, связанными с древними восточными верованиями, средневековой мудростью Каббалы, арабов и европейцев. Все религии сливаются во «всеобщую религию», все культуры питают ту, которую творят члены Платоновской академии. Их философия объединяла в едином сплаве, вне узких рамок средневековых школ, различные направления мысли. Она, несомненно, утратила некоторые завоевания гуманизма предшествовавшего периода, и прежде всего гражданский пафос: им чуждо представление о долге каждого человека, обязанного активно содействовать благу общества, — представление, которое являлось столь важной чертой флорентийского гуманизма первой половины XV в. Утратилось и непосредственное чувство наслаждения земными радостями, в философии наиболее ярко выраженное Лоренцо Валлой и Раймонди. Но вместе с тем — и это главное — гуманистическая мысль вступила в новую сферу. Душа человека ставится в центр вселенной. Человек вырастает до космических масштабов, уподобляется богу. Открывшиеся перед человеком творческие возможности представляются поистине неисчерпаемыми, соразмерными его дерзким помыслам.
Однако к концу XV в. неоплатонизм исчерпал себя. «Миф Ренессанса был найден. Но он скоро обнаружил свои слабые стороны и распался вследствие непреодолимых противоречий»{359}. Филологический гуманизм также пришел в упадок. Ренессансная мысль в XVI в. устремляется в новые сферы. Формируются политические учения Макьявелли и Гвиччардини. Главным же направлением становится натурфилософия. Она была многим обязана гуманизму предшествовавших столетий вообще, неоплатонизму в частности. Платоновская идея эманации божества давала натурфилософам возможность устранить дуализм божественного и телесного начала. Свойственные философии Фичино и Пико делла Мирандола элементы пантеизма превратились в последовательный пантеизм у известного натурфилософа Франческо Патрици и у Джордано Бруно, отождествлявших вселенную с богом. «Вселенная эта есть сам бог», — пишет Патрици{360}. Ту же мысль развивает Бруно: «Душа мира и божество… суть целиком во всем…»; «Природа либо есть бог, либо божественная сила, открытая в самих вещах»{361}.
Какова же роль гуманизма в становлении и развитии естествознания? Ответить на этот вопрос очень не просто.
В представлении многих гуманистов XIV–XV вв. человек может, не прибегая к божественному вмешательству, подчинить себе природу. Орудием человека, средством заставить служить себе окружающий мир они считали магию, астрологию и алхимию; в этом своеобразном использовании средневековых представлений также проявляется оригинальность нового мировоззрения. Незнание законов природы оборачивается стремлением управлять ими с помощью магических средств.
На протяжении XIV, XV и даже большей части XVI в. наука развивалась в тесной связи с фантастическим восприятием мира. В сознании гуманистов уживались реальный и мифологический планы, одинаково характерные для ренессансного мышления. Математика сливалась с символикой чисел, элементы точных наук — с поэтическим вымыслом. «Но я учил главным образом тому, как сводить созерцание естественных наук к искусству», — писал в XVI в. математик Кардано{362}. И даже для гениального Коперника стремление онтологически обосновать истинность гелиоцентрической системы покоилось прежде всего на соображении, что только эта система способна воплотить подлинную гармонию мира.
И все же не только натурфилософия, но и гуманизм XIV–XV вв. создал необходимые предпосылки для формирования с конца XVI — начала XVII в. науки нового времени — естествознания, основанного на изучении законов природы с помощью экспериментально-математического метода. Гуманисты осмелились восстать против догматического мышления, заменявшего свободное исследование принятием «истин», считавшихся окончательными и не подлежащими обсуждению, — «истин», заключенных в Библии, трудах «отцов церкви» и ортодоксальных теологов, в препарированном схоластами учении Аристотеля.
Само признание гуманистами возможности существования разных направлений и концепций природы, готовность включить их в свои философские системы означали «кризис теории единственного автора, единственной книги, в которой хранится знание»{363}.
Антиавторитаризм ранних гуманистов, их свободомыслие нашли свое выражение в приемах, выработанных ими в процессе занятий «словесностью»: в применении филологической критики при толковании античных и, что еще важнее, средневековых документов, в методах исторической критики памятников, основанных на выявлении в источнике внутренних противоречий, в сопоставлении со свидетельствами других источников и пр.
Наконец, своими переводами они заново открыли Европе научное наследие древности — Платона, Демокрита, Эпикура, Лукреция, врачей и географов античности; особое значение в этом смысле имело знакомство с Архимедом. Впрочем, и Аристотель был по сути открыт заново.
Все это расчищало путь для появления точного естествознания, начало которому положил Галилей.
Деятели Раннего Возрождения в Италии создавали основы культуры, которая могла существовать лишь на протяжении сравнительно короткого времени, пока были налицо столь счастливо сложившиеся для нее обстоятельства. Однако трудно переоценить ее значение для последующих эпох человеческой цивилизации.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Палаццо Веккьо. Флоренция. Конец XIII — начало XIV в.
Миниатюра из флорентийской таможенной книги
Данте.
Фрагмент фрески Андреа дель Кастаньо
