мотор, распахнул дверцы и полез в салон к коробкам. К нему ринулись перекупщики. Часть перекупов атаковала зама Достоевского.
— Это че же, нам теперь самим все тащить? — уперла руки в боки женщина в легком пальто и сапогах на каблуках, на ее пальцах красовались огромные золотые перстни.
Помнится, слышал в разговоре, что продавщицы — ходящие хранилища драгметаллов. Видимо, привычка повелась еще с Союза, где продавец — человек уважаемый, надо нацепить на себя все золото, которое есть, и так подчеркивать статус.
Лысый мужичонка закатил глаза.
— Подождите, когда освободится автопогрузчик…
По-моему, самое время вмешаться. Просочившись между возмущенно гудящих продавцов, я встал перед мужичком и спросил:
— Могу чем-то помочь?
— Да вот, — он развел руками, на лице читались злость и отчаянье.
— Разгрузить, погрузить? — намекнул я, мужик облегченно выдохнул, повернулся и заорал:
— Юрка! Горбач! Тележку сюда! Быстро! — Он хлопнул меня по спине: — Юрий Горбач все объяснит. — И обратился к перекупщикам, кивнув на меня: — Он вам поможет.
Они уставились на меня с радостью и восторгом, как на спикировавшего с неба Супермена.
Машины, которые не могли выехать со стоянки, сигналили, водители пошли на разборки с газелистом, а я крикнул ему:
— Давай, товарищ, помогу!
Водитель принялся подавать из кузова подписанные коробки, я — ставить их на тротуар. Водилы поняли, что никуда он не уедет, пока не закончит, и разошлись, только один остался контролировать процесс и при надобности поторапливать газелиста:
— Давай шевели задницей!
Удивительно, но помогало. Газелист огрызался, но задницей начинал шевелить еще быстрее, хотя от него уже пар шел.
Благо коробок было немного, и мы закончили минут за десять, «газель» укатила восвояси, а продавцы начали искать свой товар и распределять по кучкам.
Только я спину разогнул, из рыночных ворот показался, надо полагать, Юрий Горбач, который должен был все объяснить. Прорываясь через толпу оптовиков, привезших товар из сел, и перекупщиков, он толкал перед собой огромную погрузочную платформу. Одет этот Юрий был в фуфайку и ватные штаны и походил на кого угодно, но не на грузчика: высокий, под два метра, тонкий в кости, длинный, как макаронина, с мелким для такого роста лицом, состоящим, казалось, из одного горбатого носа. Вот же как фамилия человеку подходит!
Едва платформа поравнялась с нами, продавцы ринулись расставлять на нее свой товар. Женщина в золоте, уперев руки в боки, выжидающе смотрела на меня, в то время как остальные все делали сами, ведь коробки были нетяжелыми, килограммов по пять. Видимо, так здесь заведено, и быстрее они сами все погрузят, чем это буду делать я один.
Бригадир грузчиков, или кто он там, пожал мою руку, я представился, и он объяснил:
— Они знают, в каком порядке выгружать, маршрут расскажут.
Он хлопнул по заднице наклонившуюся продавщицу, та захихикала и полезла к нему обниматься. Производственный роман!
— Потом, как разгрузишься, встань за воротами, я расскажу, куда дальше, — продолжил он.
Только Юрий отвернулся и зашагал прочь, как дама в золоте возмущенно ткнула в свои коробки и проговорила:
— Чего ты стоишь? Помоги мне.
Многие считают, что грузчик, официант, санитарка — низшие звенья в пищевой цепочке, их можно и нужно опускать. Тем более — пацана какого-то. В их разумении, в этом есть своя справедливость: когда унижаемые заматереют, будут иметь право учить жизни молодежь. Так не выключается конвейер, откуда сходят поломанные озлобленные люди.
— Тебе за что деньги платят? — взвизгнула она.
— За транспортировку тачки из пункта А в пункт Б, — проговорил я по возможности спокойно и через силу улыбнулся: — Но за волшебное слово мне нетрудно помочь красивой женщине.
Позади меня захихикали. Золотая дама фыркнула и с деланой натугой принялась складывать с краю пять своих коробок, приговаривая:
— Договоришься! Одно слово, и тебя тут не будет. Я поговорю с кем надо — погонят тебя, наглеца, погаными тряпками.
— Ой, Томка, не смеши мои ноги, — плотоядно улыбнулась мощная тетенька в возрасте.
Золотая дама сразу заглохла и отошла за спины товарок, но я и затылком чувствовал ее злобный взгляд. Тяжело, наверное, жить, если считать, что все тебе должны.
— Поговорит она с кем надо, да, — не унималась мощная. — Сам Шуйский завтра приедет и всех накажет — плавали, знаем.
Толкая тачку, я ощущал себя то Сизифом, то бурлаком на Волге. За мной шла толпа продавщиц, десять человек, а вокруг кишел народ, норовя попасть под ноги.
Я хотел максимально страшным голосом крикнуть «Р-разойдись» — но придумал кое-что поинтереснее:
— Эх, дубинушка, ухнем!
Народ отошел с дороги, заулыбался. Звонкий голос идущей за мной продавщицы подхватил:
— Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!
Я узнал басовитый голос женщины, просившей не смешить ее ноги:
— Подернем, подернем!
Дальше два женских голоса, грубый и звонкий, очень красиво переплелись:
— Да ухнем!
Идея понравилась идущей за мной толпе женщин, и они повторили песню, но уже хором. В третий раз я начал, они поддержали, а четвертого раза не получилось: мы добрались до первой точки — чебуречной, рядом с которой была закрытая пирожковая с интригующей надписью: «Азербайджанский кофе» и заведение с интригующей мой молодой организм вывеской «Шашлык-машлык». Это были обычные ларьки, возле которых стояли высокие круглые столики без стульев.
Живот снова заурчал, требуя кофе и шашлык. Или чебурек. Или все сразу, и много. Но народ все прибывал и прибывал, и нужно было работать.
Здесь, на рынке, бурлила совершенно другая жизнь. Будто бы в противоположность тихой размеренности госсотрудников, царили суета и неопределенность. Пока руки были заняты, голова работала.
Как это все уживается с коммунизмом? Как управленцам удается удерживать ниточки, чтобы это все не развалилось и не начало гнить? Точно через местных авторитетов типа Достоевского. Все почти так же, как в моей реальности, но не в столь утрированной форме.
Читал в одной статье, что в обществе всегда рождается одинаковый процент людей с определенными социальными ролями. И асоциальный элемент — тоже социальная роль, и сорвиголова. Вот весь лихой люд и здесь, размеренный жизненный уклад не для них.
Развезя курятину по лавочкам и подсобив женщинам с коробками, я вернулся к воротам, где минут пять ждал Юрия. Он подошел вразвалочку и проинструктировал:
— Ща приедет ярко-желтый грузовичок, сделаешь то же самое.
— А деньги?..
— Двадцать рублей ходка, вот и считай. — Он растворился в людском водовороте.
