Глеб тяжело вздыхает.
— Я тебя не отпущу и не собираюсь стоять в стороне.
— Я могу все исправить. Не умею просить, привык брать. Но… Дай мне шанс, — выдавливает из себя треснувшим голосом. — Ты для меня больше, чем все, что я когда-то знал и хотел.
Хотела бы я ему отказать жестко, выставить свои условия. Не поддаваться на его провокации и давление.
Но его лицо… Его глаза, ставшие бесцветными провалами, напряжение в каждой клеточке тела говорят для меня откровеннее. В них больше глубинного смысла, чем в словах.
Я не могу плюнуть Глебу в душу, когда он приоткрыл ее для меня.
Совсем немного, скупо, в своем фирменном стиле, но Бекетов дал понять, что я для него дорога.
Одновременно стыд пронимает до самого копчика за свою слабость и бесхребетность. Я слабая рядом с ним. Если сдамся легко сейчас, так и останусь лишь Проблемой, которую он бережет от всего, кроме самого себя.
Глава 23
Марианна
Чтобы не говорить о нас, потому что слишком больно, переключаюсь на другое. Прячусь за делами, сообщив скупо:
— У меня важная встреча.
— С кем?
— Я не могу раскрывать подробностей. Могу сказать лишь, что у меня не было других мужчин и, скорее всего, не будет. Ты слишком много места занял в моем сердце, а потом вырвал его из груди и… все. Я могу думать лишь о будущем для детей. Не способна на другое сейчас. Если ты хоть когда-нибудь испытывал ко мне сильные чувства, то должен отступить сейчас и дать мне возможность встать на ноги самой. Ты многое сделал для меня, я это никогда не забуду. Всегда буду благодарна. Ты навсегда останешься моим первым, единственным. Моим ужасно ненавистным и обожаемым Бекетовым.
— Я хочу большего. Я ради этого заново учусь ходить, — признается с неохотой.
— Останови лимузин. Верни моих людей. Не вставляй палки в колеса. Хочешь большего? Покажи, что доверяешь мне! Без доверия все твои желания значат не больше, чем пыль под ногами.
— Доверяю. Но оставить тебя без присмотра?! Не могу! Это выше моих сил!
— Хорошо, приглядывай. Но на расстоянии. Если возникнет смертельная опасность, я не откажусь от твоей помощи. Но до этого момента не смей мне мешать.
— Доверие. Безопасность. Стоять в стороне, — скрипит зубами. — Это почти невозможно. Но вдруг… Что в таком случае будешь делать ты?! Ты дашь мне взамен то, чего я хочу?
— Честно?
— На иное и не рассчитываю.
— Я не знаю, — отвечаю тихо. — Я не буду давать тебе обещаний, в исполнении которых я не уверена. Сейчас мне слишком больно дышать с тобой одним воздухом на двоих. Слишком…
— Хорошо! Я съебусь, если ты так этого хочешь! — резко выдыхает он, нажимает на кнопку связи с водителем. — Тормози. Позвони, пусть везут тупых бобиков.
Лимузин паркуется возле обочины. Глеб собирается покинуть салон и бросает на меня косой взгляд.
— Отвернешься?
— Ни за что! Буду смотреть во все глаза! И ты мне это не запретишь, — гордо вскидываю подбородок.
— Сука. Как же я хочу тебя за это…
Сказав последнее, Бекетов наклоняется за тростью, брошенной под боковые сиденья.
Он злится. По правде говоря, думаю, что он смущен, но это выплескивается в злость и мат.
— Скажешь хоть слово, что с этой ебаной палкой я еще больше похож на отца…
— Мне незачем это говорить, ты сам сказал! — улыбаюсь ему.
Бекетов отвешивает себе под нос еще несколько грязных ругательств и вылезает из лимузина
Я наблюдаю за каждым его движением.
Сердце в груди обрывается, падает вниз, разбиваясь, с трудом восстанавливается и снова бьется на осколки от понимания, чего Глебу стоит хотя бы вот так, с тростью передвигаться, а не на коляске или с двумя костылями.
С костылями было бы легче, чем с одной тростью. Но он хочет сохранить лицо и одному дьяволу известно, чего Бекетову это стоит.
Быстро перебираюсь по сиденьям.
Бекетов полон решимости добраться до припарковавшегося рядом внедорожника, не замерев ни на миг. Сцепил зубы так, что лицо свело судорогой.
Я вылезаю следом за Глебом и быстро оказываюсь перед ним, прижавшись к нему всем телом.
— Если ты хочешь мне помочь, то это плохая идея! — цедит сквозь зубы. — Мне не нужна твоя жалость.
Вот упрямый! Напряжен всем большим, мускулистым, спортивным телом, но еще больше — суровой, каменной душой.
— Не буду я тебе помогать, ты способен разобраться сам. Со всем, кроме этого… — шепчу, привстав немного.
Высокий каблук делает разницу в росте значительно меньше, я сама могу дотронуться до его губ своими.
Всего на секунду прижаться, но едва ощутив горячие, твердые губы Бекетова, жадно всхлипываю, набросившись с поцелуями, как оголодавшая.
Хочется сразу и много. Юрко проведя языком по нижней губе, чувствую трещинку и, лизнув ее, ныряю в жадный мужской рот.
Бекетов на секунду замер, словно еще борется сам с собой и с нежеланием целоваться прилюдно, да еще держась за трость.
Но благо за его спиной есть черный бок лимузина. Напористо толкаю его к машине, не разрывая поцелуя, и наслаждаюсь ответной атакой его языка и губ.
Стону в голос, скребу его костюм под пальто, понимая, что не смогу без него в разлуке.
Не знаю, как будут выглядеть наши отношения, потому что умом понимаю, что он не сможет уважать мои границы, а мне они сейчас нужны, чтобы немного восстановиться и вернуть утраченное.
Еще через миг понимаю, что утраченное не имеет значения, никакого. На месте него буйным цветом распускается новое, неизведанное, колкое и откровенное, с привкусом больших возможностей для нас обоих, если только мы шагнем вперед.
Если только Бекетов не станет замыкаться, если не отрешится от себя в молчание.
— Я тебя хочу, хочу, хочу… — произносит с рыком в мой рот.
— Хочешь?
Едва заметно опускаю руку, проведя ее между нашими телами, сжимаю пальцами стояк в его брюках.
— Блять, ты щупаешь меня за член посреди улицы! — стонет изумленно, с хриплым смехом.
— Никто ничего не заметил. Из-за моего пуза, — отвечаю с улыбкой, от которой трескаются губы. — А тебе можно секс?
— А тебе? — адресует жадный вопрос, вновь начав насиловать мой рот, трахая его жестким поцелуем.
— Н-н-н-не знаю, надо у врача спросить. Первое время точно был запрет на многое, на интим в том числе! Сейчас я чувствую себя хорошо, но все же не хочу рисковать, пока не выясню все наверняка.
