оторвалась от бумаг.
— Миклуха?.. — чуть улыбнулась она. — Любимая книга у Павла. Подарил ему её школьник из города, был у нас в войну, Серёжа Иванов, может быть, случайно знаете?
— Иванов? — оживился Виктор. — Знаю, как раз Сергея.
— Ваших лет…
— Да-да! Он сейчас учится в строительном институте…
— В строительном? Нет, вроде не получается. Сергей, помнится, Паня рассказывал, собирался учиться на режиссёра.
— Тогда — не тот, — пожал плечами Виктор.
— А с книжкой этой так было. Прочёл её Паня — и всех одолел. Надо, говорит, у папуасов колхоз устроить. Вон они какие хорошие да работящие. Их только капиталисты гнетут, надо им на всё глаза раскрыть… Я даже присматривать стала: не сбежал бы в Новую Гвинею. С ним бы сталось!
Ольга Николаевна опять улыбнулась:
— А то ещё лучше, знаете, — тоже из-за книжки. Гляжу — мой парень старую жесть собирает, на кузнице увивается, болтики выпрашивает, мастерит что-то. Ну, я не вмешиваюсь, — мастери, это хоть не в Новую Гвинею. Потом, на тебе — поймала! Растрясает патроны от отцовской двустволки. Я — ему: «Ты что, с ума сошёл, такой-сякой? С чем балуешься?» Молчит. «Лучше отвечай, не то не знаю, что с тобой сделаю!» Молчит. «В последний раз спрашиваю, какую ты гадость задумал?» Тут он обиделся. «Не гадость, — говорит, — это, а ракета для межпланетных сообщений!» И показывает мне книгу Циолковского, откуда он чертежи для ракеты взял. Я только руками развела. Теперь, выходит, не в Новую Гвинею, а вообще неизвестно куда собрался! «Ты что же, — спрашиваю, — сам хочешь лететь?» «Нет, — Паня — мне, — это ещё пока модель, человека она поднять не сможет. Я туда Михаила посажу». Михаил, знаете, — кот наш. «Да как тебе, — говорю, — не стыдно так над животным издеваться?» А у него вдруг сразу вид такой учёный: «Никакая, мам, опасность коту в полёте не угрожает, расчёты точные. А чтобы не умер от голода, будет снабжён запасами продовольствия и воды».
Ольга Николаевна безудержно расхохоталась, и Виктор тоже рассмеялся, заражаясь её весельем.
— Ой, какой бедовый, какой фантазёр был! — отёрла женщина проступившие слёзы, а потом задумчиво стала накручивать на палец прядь тёмных, с ниточками седины волос. — Что — был? И сейчас фантазёр. И это очень, очень неплохо. Но…
Она замолчала, и Виктор так и не дождался окончания фразы. Он взглянул на часы с циферблатом из толстого стекла:
— Мне, наверное, пора уже итти…
— А? Да, время, — встрепенулась женщина. — Значит, давайте прямо на стан, там и найдёте возчиков. Павел тоже с ними. И… вот что, — она откинула прядь волос за ухо. — Езжайте с ним. Именно на его подводе. Вы виделись с ним после собрания?
— Да нет, как-то не приходилось. Ночью он на работе, а днём — или я в поле, или нет его где-то…
— В этом и дело. И ни с кем он старается не встречаться, даже с Катей. Только разве на работе. Стыдится, болеет всей душой, — гордый он. Но езжайте с ним… понимаете?
— Так, — напряжённо кивнул Виктор.
— Дорога длинная, времени хватит. Поговорите обо всём. И обязательно о том, что ошибка дело дурное, а откалываться от всех — ещё большая ошибка. Вам легче других, потому что… — Ольга Николаевна помолчала, отыскивая выражение поделикатнее, — потому что к этому делу вы имеете некоторое отношение.
— Хорошо, товарищ парторг!
Сейчас Виктор мог назвать её только так, а не просто по имени.
— Ну, желаю успехов в работе! — протянула ему руку Ольга Николаевна. И спохватилась: — А вы хорошо поужинали? Может, ещё немножко? Давайте, я быстро всё сделаю…
— Что вы, не могу, некуда!
— Счастливого пути! — снова пожала руку Виктора Ольга Николаевна и, задержав её в своей, добавила: — А о том — не печальтесь. Мало ли бывает совпадений.
Виктор понял, что это — об отце…
Вечер был тёмный, звёзды спрятались за тучами, — возвращались дожди. Виктор пожалел, — эх, ещё бы не много, ведь всё так хорошо наладилось в эти недолгие тёплые дни! Совсем немного, — и колхоз выполнил бы свой план. Да он и так, конечно, выполнит, но как, наверное, радостно нагрузить и отправить последнюю подводу с хлебом погожим, солнечным, а не слякотным и хмурым утром, когда по лужам скачут капли дождя и влага пробирается через набухшую одежду до самой кожи. А впрочем… Может быть, это ещё радостнее, — вот, победа, несмотря ни на что…
От школы, как и в каждый вечер, расходились плотники. Они представлялись во мраке неясными фигурами. И Виктор на мгновенье приостановился от мелькнувшей в голове сумасбродной мысли — вдруг вот сейчас среди этих людей покажется и знакомая фигура старика в потёртом кожане. Но тут же, рассердившись на себя, быстрее зашагал вперёд. Чтобы отогнать грустные воспоминания, он старался перестроиться на сугубо деловой лад. Успеют ли плотники без прежнего бригадира закончить школу в срок? И одним мастером меньше, и, что ни говори, ведь Куренок был для бригады самым лучшим руководителем. А поверх этих деловых рассуждений накладывалось совсем другое: «Так и не дождался дед! Эх, ещё бы немного. Хоть бы взглянул, как в первый раз придут в школу ученики…»
Виктор снова мысленно прикрикнул на себя: хватит хныкать! Ну, верно, хороший был человек дед Куренок, так что же теперь делать! И к чему ему, Виктору, так детально копаться в будничных делах этого колхоза, одного только колхоза? Виктор вспомнил карту области в кабинете Осокина, всю усеянную кружками населённых пунктов. Сколько колхозов в области? Тысяча? Или больше? Через несколько часов он будет за два с лишним десятка километров от колхоза «Красное знамя», а завтра ещё дальше, в другом районе. И там будут другие дела, другие колхозы, к чему же столько думать об этом, этот — лишь небольшой и уже пройденный этап его работы.
Но тут же Виктор понял — нет, он не забудет, долго не забудет людей, которых он узнал в этом колхозе, и всё, что произошло с ним за каких-нибудь десять дней. Или… Неужели только за неделю? Он пересчитал по пальцам. Да, всего за неделю. А он долго ещё будет жить интересами тех, с кем расстаётся, думать об их делах так же, как они сами. Почему это? И почему ни когда не писалось ему так легко, как здесь, хотя он уставал, изматывался физически? Ответ возник сам собой, потому что он всё увидел своими глазами, всё ощутил своими руками. Одно — сидя в мягком кресле, слушать рассказ геолога о трудной экспедиции. И совсем другое — самому в этом колхозе… ну, покрутить хотя бы рукоятку веялки. Экспедиция — это, конечно, в сто крат интереснее, и всё-таки сейчас —
