каким-то равнодушием отозвался отец и пояснил: — Поэтому людям и не место в нашем мире, их тела слабее.
Мири подбежала и начала трясти товарища. Он не отзывался, и это пугало. Она повернулась к отцу.
— Эй! Сделай же что-нибудь! Неужели ты просто будешь смотреть, как он умирает?
— Возможно.
— Ну и мразь же ты! — со всей ненавистью, что в ней накопилась, прокричала отцу Мири. Она опустила тело друга на пол, взяла в руки его голову.
— Пожалуйста, не нужно так пугать! Проснись!
Эмир бесшумно подсел рядом и вкрадчиво произнес:
— Хочешь, помогу его спасти?
Мири не было так страшно еще никогда, руки била мелкая дрожь. Теперь Румар для нее значил намного больше, чем тогда, когда она бросила его в лесу. И опять он пострадал из-за нее, это она его сюда привела. Мири поняла, что ее глаза снова в слезах.
— Чего ты хочешь? Ты же не поможешь мне просто так?
— Верно, — протянул отец. — Ты, как ни странно, догадлива.
— Говори! — повысила голос Мири.
— Хорошо. Ты уйдешь со мной по собственной воле.
— Куда?
— На земли предков. Туда, где твое место. Каков твой ответ?
— Спаси его, — обреченно выдохнула Мири. Чем бы ни пришлось платить, все же Тоомаш достоин более долгой жизни. Он ведь готов жертвовать собой ради нее не задумываясь. Дурной пример заразителен.
Отец кивнул, и порвал на груди Румара футболку. Достал из нагрудного кармана фломастер и принялся что-то чертить на коже. Что-то шептал, его руки сияли голубым светом. Он закрыл глаза и хмурился. Сканировал больного своей магией, что ли?
— Милая, я вылечить это не могу, тут операция нужна. Я помогу лишь сохранить ему жизнь до больницы. Тут надо торопиться. Связь с людьми есть? Этот… телефон.
— Да, разумеется.
— Звони. Иначе скоро его потеряем, я не смогу поддерживать в нем жизнь долго. Позови сюда Грэгора. Он в этом деле разбирается лучше меня. А я буду ассистировать.
— Поняла.
Огонь и вода (Глава 19)
Писк аппарата неприятно бьет по ушам, куча проводов немного раздражает, но это мелочи, на которые плевать, в общем-то, как и на иглу в вене.
Столько писем лежит, а взять и прочесть хотя бы одно — нет сил. А еще умиляет эта до безумия уморительная игрушка у подушки. Не очень понятно, кого пытались сшить, но, похоже, что котенка. Фиолетовый, почему-то с бородой… Или это грудка? Не, все же борода. Яркий такой зверек, в курточке и с пуговицами вместо глаз.
Взгляд Румара перескочил от тумбочки к окну.
Невыносимо яркая синева неба и ослепительно белоснежные облака словно насмехаются над теми, кто заперт в четырех стенах. От такой погоды совершенно не радостно, даже наоборот, жуткая тоска накатывает. Ведь хочется туда, под это небо.
Конечно, палата, в которой очнулся Тоомаш, целиком и полностью предназначалась ему одному, тут не стояло других кроватей, только несколько кресел для посетителей. Которых и не видать. Приходил сюда кто-нибудь из друзей? Или к нему не пускают посетителей и поэтому лежат только письма?
В таких местах Румару приходилось бывать прежде, обстановка не новая.
Он не помнил, как очутился здесь, и что произошло с тех пор, как он зашел в пещеру чудовища. Все как в тумане.
Мозг отчаянно просил не вспоминать увиденного, но образы словно сами собой появились перед глазами.
Этот маленький скелет с остатками ветхой одежды кочевников, череп с меняющимися молочными зубами, эти руки с шестью пальцами. Пластиковая игрушка у ног.
Вдруг, на ритуальной плите лежит кто-то другой, а вовсе не Данна? Хотя, кого он обманывает…
Румар четыре года безнадежно верил, что она жива, врал сам себе. Если бы прислушивался к своему дару, он бы давно все понял. Нет тепла в оставленных сестрой вещах, нет никакого импульса, а лишь пустота и молчание. Он был слеп, потому что верил, что мир даст ему шанс увидеть важнейшего для него человека снова.
Если бы он нашел ее раньше! Не бездействовал столько времени. Опоздал на два года. Вот дурак…
Румар начал истерично смеяться, но резкая боль в груди заставила его остановиться. Плохо, очень плохо, когда даже наедине с собой эмоции приходится подавлять.
Тоомаш посмотрел под повязку на свежие швы, и его внимание привлекли какие-то рисунки на груди. Кто-то решил пошутить и использовал его как доску для инопланетных каракулей? Как-то не очень по-медицински. Черным маркером, перманентным. Так просто не смыть. Шутники.
Только не смешно. Совсем.
Существование приносило боль, и от нее не спрятаться, не забыться. Отвлечься бы, поговорить…
Румар посмотрел на плазму на стене, равнодушно отвернулся от нее и уставился в белый потолок. Панели отражали солнечный свет, от них тоже жгло глаза, да и все состояние говорило лишь о том, что Тоомаш зря просыпался, тут его никто не ждет. Поэтому он сомкнул веки и вернулся во тьму.
Постепенно боль утихала, Румар понимал, что куда-то движется. Он не знал этой дороги. Вокруг сосновый лес и территория довольно светлая, аккуратная, без зарослей. Затянутое белой дымкой небо давало мягкий рассеянный свет. Тут дышалось очень легко, и казалось, что с ветвей доносилось чириканье птиц.
Из-за деревьев показался двухэтажный дом со множеством окон. Какое-то общежитие? В лесу?
А, нет, не совсем.
Во дворе гуляло много детей, не меньше десятка. Малыши беззаботно пинали мяч, кто-то играл в стороне или качался на качелях. Место переполняла идиллия и гармония.
Почему он видит это место? Оно лишь плод воображения или реально существует?
Вроде бы ничего необычного, но кажется, что тут какой-то другой, лучший мир. Может, в этом мире теперь живет Данна?
Румар воодушевленно ускорил шаг и направился поговорить к невысокой, немного пухлой нянечкой, но вдруг между ним и детской площадкой возникла трещина. Землю трясло, расщелина становилась шире, через нее уже не перепрыгнуть, а откуда-то снизу, из-под земли, стеной вспыхнуло синее пламя.
Под ногами валялась какая-то записка. Румар поднял ее, перевернул. Там была изображена гончая с черным оскалом. И подпись:
«Лезешь не в свое дело, Тоомаш. Прочь!»
За ним кто-то наблюдает?
— Эй?
Румар посмотрел по сторонам — лес пропал. Чернота. И множество огоньков зеленых глаз, смотрящих на него из темноты.
Ясно, некая сила выгнала его из сна-подсказки. Только он все равно ничего не понял. Открыв глаза, Румар прищурился сперва, а потом увидел, что наступил вечер и свет исходит от ламп накаливания.
А еще он не один. Хотя, конечно, лучше побыть одному, чем в такой компании.
— Папа?
Родитель сдержанно
