— Вы мне не поверите.
— Я специалист в области фантазии. Испытайте меня.
— Тогда слушайте, Брин, или как вас там. Я впервые увидел эту чертову Прентис на одной из последних президентских пресс-конференций. Она буквально ослепила меня. Никогда не встречал таких великолепных женщин, да еще с таким неприступным видом. Мол, не тронь меня, деревенщина, — я не для таких, как ты! Все, что мне удалось узнать, — это что она находится там, рассчитывая получить должность. Ну, Финн, я стал бегать вокруг нее, как собачонка. Но какой-то инстинкт предупреждал меня: «О'Бэннон, не позволяй этому куску замороженного «Шанеля» подцепить тебя на крючок!» Поэтому я вернулся в Нью-Йорк, где в то время подчищал материалы за заведующим репортажем, и вскоре прочитал там статью о леди-издателе, которая купила газету в каком-то заштатном городишке в Новой Англии и вытворяет с ней всякие сумасбродства. Представляете, Свин, девушку моей мечты звали Мальвина Прентис! Я навел кое-какие справки у безработных коллег и узнал, что Мальвине нужен ассистент с большим журналистским опытом. Но беда была в том, что многие парни не возражали похоронить себя в глуши на год-другой по личным причинам. А кандидатом на успех мог стать только потомок первых поселенцев и — я цитирую — «с солидным гарвардским прошлым». Очевидно, ей нужен был журналист, которого крестили в Чарлз-Ривер[73]и который обтачивал первые зубы на серебряном сервизе с Копли-Плаза.[74]Ну, я не зря ношу фамилию О'Бэннон. У каждого ирландца в Америке есть по крайней мере один кузен в Бостоне, а моего тоже зовут Фрэнсис О'Бэннон. Он белоручка с изысканными манерами и степенью магистра искусств Гарварда, хотя и содержит баню на Ривер-Бич. Поэтому я провел с ним пару недель, освежив воспоминания о палате общин, Скотланд-Ярде и Энн Рэдклифф,[75]а после этого еще неделю в Кембридже,[76]изучая язык и странные обычаи туземцев и купив эти дурацкие очки за двадцать долларов, и, наконец, посетил мавзолей на Гарвард-сквер в четыре утра, чтобы приобрести одежду у бывшего студента, которому она больше не требовалась. Потом я потихоньку приехал в Райтсвилл с дипломом моего кузена Фрэнсиса и поддельной рекомендацией от ректора Конанта.[77]В результате я своего добился. Но вопрос в том, — с горечью добавил О'Бэннон, вновь наполняя стакан, — кто от этого выиграл, а кто проиграл. Секс — третья нога человечества. Его следует отменить вместе с фальшивыми зубами, мятными чипсами и унаследованными состояниями… Вижу, ваши глаза загорелись.
— Не только мои, но и Мальвины, если вас это интересует, — заметил Эллери.
Фрэнсис резко выпрямился, как будто ему выстрелили в спину.
— Где она? — с тревогой осведомился он.
— Стоит в дверях, обозревая помещение.
— Ну и черт с ней!
— Она приближается.
— Я пошлю ее подальше!
— Эге! — протянул Эллери. — Она увидела меня.
О'Бэннон повернулся к стене, втянув голову в плечи.
— Отвлеките ее, ради бога! Поднимите вашу задницу! — Его пальцы судорожно поправляли галстук.
— Слишком поздно.
Фрэнсис вскочил на ноги.
— Вы думали, что вам удалось меня напоить, верно? — с презрением крикнул он, тыча указательным пальцем в Эллери. — Так знайте, что большую часть выпивки, которую вы мне наливали, я тайком вылил на пол!.. О, здравствуйте, мисс Прентис…
— Спек! — Прозвище прозвучало как снежинка, упавшая на кусок льда. — Вам известно, сколько времени я вас разыскиваю? Вы пьяны!
— Мисс Прентис, этот негодяй позвонил мне и назначил встречу в этом низкопробном кабаке под благовидным предлогом, который я уже позабыл! Он поил меня бурбоном и задавал коварные вопросы. Конечно, теперь вы будете это отрицать — вы, как вас там…
— Квин, — сказал Эллери. — Не желаете присоединиться к нам, мисс Прентис?
— Благодарю вас. — Мальвина села рядом с вытянувшимся по стойке «смирно» Фрэнсисом, с любопытством глядя на него. — Садитесь, Спек. И поправьте шляпу, а то у вас нелепый вид. Не знала, что вам не чуждо что-то человеческое. — О'Бэннон сел, что-то бормоча себе под нос. — Но почему вы выбрали именно Спека, Квин? Не слишком спортивно с вашей стороны. Там, откуда я прибыла, мы не общаемся с подобными людьми.
Сердце Эллери болело за Фрэнсиса.
— Думаю, вы недооцениваете О'Бэннона, мисс Прентис. Он ничего не выдал.
— А что ему было выдавать? Должно быть, вы дошли до отчаяния, если ищете ключи к разгадке у сотрудников «Архива».
— Именно это я ему и сказал, мисс Прентис!
— Заткнитесь, Спек. — Мальвина рассмеялась. — Я изучала ваши подвиги, Эллери. Это ваша четвертая неудача в Райтсвилле, так как, судя по всему, вы опять собираетесь сесть в лужу.
— А я как раз так не думаю, мисс Прентис, — возразил Эллери с таинственной улыбкой. Смех Мальвины напомнил ему Отиса Холдерфилда, и ему пришло в голову, что поскольку в Райтсвилле печатное слово обладает магическим действием, превращая слух в факт, то веселость адвоката уменьшится, если он прочитает в «Архиве» о грозящей ему судьбе.
Мальвина Прентис нахмурилась. Фрэнсис выглядел заинтригованным.
— Вы что-то выяснили?
— Имя следующего кандидата.
— Выкладывайте скорее!
— Вы говорите как менеджер его избирательной кампании, — сердито сказал О'Бэннон.
— Вы мне льстите, — промолвил Эллери. — Как бы то ни было, я начал различать определенную закономерность. Мак-Кэби оказался богатым человеком, а Харт, напротив, бедным. Богач, бедняк… Том Эндерсон был известен как городской нищий, а Ник Жакар — как городской вор.
— Богач, бедняк, нищий, вор… — пробормотал Фрэнсис и внезапно уставился на Эллери. — Богач, бедняк, нищий, вор, доктор… Доктор Додд!
— Адвокат, — быстро подсказала мисс Прентис. — Спек…
— О нет! — простонал О'Бэннон. — Нет, мисс Прентис!
— Вы сами вспомнили считалку. Что еще это может означать?
— Нельзя печатать подобные вещи!
— Почему?
— Над нами будут смеяться от Мэна до Нижней Калифорнии!
— Квин не смеется.
— Еще бы! Ведь он сам это выдумал!
— Не я, — возразил Эллери. — Подумайте об этом с точки зрения сумасшедшего, и все покажется разумным.
