кровавых соплей доказывали, что это неправильно, и супруги должны сохранять верность партнёру. Но когда я столкнулся с разводами, понял, что это всё лишь слова: все всем изменяют. И разница лишь в том, что кто-то попадается, а кто-то нет. С того самого момента я решил, что брак мне не нужен. При знакомстве я сразу оговариваю, чтобы женщина не рассчитывала ни на что, кроме проведённой вместе ночи и прощания с рассветом. С моей стороны честность, с её – отсутствие иллюзий на мой счёт.
Слова испаряются, а я смотрю на Максима, наконец понимая, что его таким сделали: циничным, чёрствым и неспособным на чувства. Бесконечная вереница женщин в его жизни – его осознанный выбор. Он видел так много низких поступков, что с трудом может поверить в любовь и единственный выбор. Но ведь он даже не попробовал, и видимо не хочет, довольствуясь лишь моментами. Но в таком случае возникает вопрос:
– А почему вы мне такого не сказали?
– Я говорил, – поднимается, чтобы посмотреть на готовящееся блюдо, – просто вы не помните.
И как бы я ни была пьяна, увлёкшись шампанским и падая с ног от напряжения рабочей недели, согласиться на такое не могла. Прозвучи его слова в перерывах между поцелуями, непременно оборвала любые поползновения и провела ночь в одиночестве. Именно легкомысленное отношение Ворона к подобным моментам, вызвало бы во мне полное непринятие. Поэтому сейчас его последние слова кажутся сфабрикованными и фальшивыми. Внутри клокочет обида и негодование, потому что он так легко приписал то, что мне несвойственно.
– Уходите, – произношу с надломом. – Сейчас.
– Олесь… – повернувшись, впивается непонимающим взглядом.
– Уходите, пожалуйста, – глаза щиплют слёзы, готовые преобразиться в нескончаемый поток. – Спасибо за помощь, но я прошу вас уйти, – смотрю сквозь Максима, ожидая, когда он оставит меня одну.
Задерживается с решением на некоторое время, но затем идёт в комнату, берёт вещи и через несколько секунд щёлкнувшая входная дверь извещает, что я теперь одна.
Именно поэтому, несмотря на явную симпатию и желание вновь ощутить его ласку, соблюдаю дистанцию. Чем больше Максим вспоминает о ночи в субботу, тем больше убеждаюсь – ничего не было. Подсказывает ли так моё тело, интуиция или брошенные им слова, не знаю. Но я не хочу быть одной из тех, кто покидает его объятия с рассветом, не узнав даже имя.
Выключаю плиту, наплевав на не доготовленное блюдо, и скачу в комнату, чтобы ничком упасть на кровать, в который раз вспомнив наш разговор. Словно ради забавы, он задался целью приблизиться ко мне и заполучить любым способом, или я слишком много себе придумала? Возможно, имеет место спортивный интерес, когда упёртая цель не желает делать так, как хочет мужчина. Или же, я сделала ошибочные выводы и совсем ему неинтересна. Не имеет значения, потому что теперь максимум, на что я согласна – приветствие в лифте и короткие беседы.
Вдоволь пожалев себя, решаю пойти в душ, чтобы смыть события сегодняшнего злополучного дня. Кажется, всё просто: доскакать до ванной, раздеться и залезть под прохладную воду. План срабатывает, и вот я уже с удовольствием стою под потоком воды, прикрыв глаза, а на выступе лежит телефон, откуда доносится любимая песня. Намылив голову, взбиваю пену, которая попадает в глаза и неприятно щиплет. И пока промываю, чтобы иметь возможность дотянуться до геля, забыв о больной ноге, становлюсь на неё. Боль пронзает до самого колена, и от неожиданности происходящего, подгибаю раненую конечность, прыгая на второй и забыв, что с меня стекает мыльная пена, на которой я поскальзываюсь и, размахивая руками в попытке за что-нибудь ухватиться, падаю ничком.
Замираю, опасаясь пошевелиться и усугубить ситуацию.
– Да что ж за день-то такой… – скулю и почти плачу от жалости к самой себе.
Попытка подняться оказывается неудачной, потому что в районе шеи простреливает. По-моему, я повредила вторую ногу, потому что движение конечностей приносит ноющую боль. Несколько минут лежу в таком положении, обдумывая варианты выхода из ситуации, приходя к выводу, что подняться без посторонней помощи и добраться до кровати не смогу. Медленно тянусь к телефону и сразу набираю Даню. Не берёт трубку. Сегодня он прислал больше двадцати сообщений и позвонил несколько раз в тот момент, когда мне делали рентген и Ворон вёз меня домой, но сейчас гудки рассекают пустоту.
– И где ты, когда так нужен? – задаю вопрос в никуда, мысленно ругая бывшего.
Набираю Марину – абонент недоступен, с номерами Веры и Аллы то же самое.
– Да вы что, блин, сговорились? – мычу от негодования и беспомощности.
Почти набрав маму, скидываю, потому как срывать с места родителей, не лучшая идея. В этот момент осознаю, что есть лишь один человек, который готов прийти на помощь. Голой и распластанной на полу он меня уже видел, так что напугать его не получится, а стеснение в моём положении, сделает только хуже.
Глава 21
Ворон
Незыблемое правило: ложь порождает ещё бо́льшую ложь. Не приняв его в расчёт, солгал Олесе, забыв, что она не одна из тех, кто легко соглашается на секс с едва знакомым мужчиной. Обиделась. Искренне и глубоко. Заметил застывшие слёзы. Пожелала, чтобы я убрался к любой существующей матери, лишь бы исчез и растворился в пространстве. Уверен, скажи я такое на самом деле, мне бы не досталось даже поцелуя.
С ней всё не так, как я привык: шаг вперёд – десять назад. Слова, произнесённые наутро после свадьбы Миши, стали своего рода спусковым крючком, вызвавшим интерес к милой девушке, не приемлющей мимолётные отношения. Я хочу получить её, но снова и снова ошибаюсь, совершая неверные манёвры.
Идиот.
Впервые меня беспокоит, что подумает обо мне женщина. Впервые, настолько остро и болезненно. Впервые я вообще думаю о подобном.
Она однозначно плохо на меня влияет, прогибая под себя и вкладывая в мою голову не только мысли о себе, но и обо всей этой лаже, что зовётся «отношения». Предполагаю, что одна ночь меня не устроит, и я обязательно сорвусь в Олесю снова, пока не получу насыщение или влюблённый взгляд, который, как правило, меня мгновенно отрезвляет, заставляя прощаться и уходить, не оборачиваясь.
– Откуда ты взялась, Олеся?..
Еду по ночным улицам в никуда, обдумывая, как поступить. В общем-то, никак, потому что доступ перекрыт, и Коршунова заблокирована для меня основательно. Мысли об Олесе прерываются звонком Яны.
– Ну что, Робин Гуд, помог беспомощной женщине? – язвительность Макаровой проявляется во всей красе, и если
