же ты догадался-то?
— А чего было не догадаться? В квартиру к Насте проникли с соседней лоджии, так? Так… В соседней квартире никого не было, кроме девочки-подростка. Зато была лоджия, выход с которой кто-то тщательно расчистил… Видели бы вы те катакомбы, мужики! Жалко девочку, пропадет ведь… Так вот, мало этого, из крохотной спальни, тоже превращенной в свалку, есть выход еще на один балкончик. Бывают такие квартиры, представляете, в которых сразу по два балкона! Так вот второй, в свою очередь, соприкасается с соседним. И на перегородке между балконами, хлипенькой такой, тщедушной, я обнаружил шерстяные волокна темно-синего цвета. Ну, зацепился кто-то, понимаете?
— Понимаем, понимаем, дальше! — кивал Генка, не выпуская Настиной ладони из рук и виновато ей улыбаясь.
— Спрашиваю потом у Алисы: есть у вас такая одежда? Такого цвета и из такой шерсти… А она говорит: нет. У соседского Пашки, говорит, такой джемпер.
— Нет, ты расскажи, как ты с этой гадалкой ее расколол?
— Я сначала подумал, что девочка была с кем-то в сговоре. Как еще мог грабитель с одного балкона попасть на другой? Надо ведь было мимо девочки пройти. Думаю, она с кем-то сговорилась соседку ограбить. Потом смотрю в ее глазки, а они чистенькие такие, непорочные — не гадкие, одним словом. Думаю, не могла она! Тут стол вижу, на нем кусок тряпки блестящей, зеркало, свеча потухшая в кружке. И у девочки, присмотревшись, обнаружил кровоподтек за ухом. Сразу вспомнил девчонок ровесников в детстве, как они тоже с этой ерундой носились в Рождество. Пристал с вопросом к Алисе, та отрицает все. А потом…
— А потом он подошел к ней, повернул ее к свету и говорит: а ударил тебя кто? Мать? — встряла Настя, устав слушать подробности. — Она — сразу на ее защиту. Сергей прицепился к бедной девочке. Та вся смущается, мучается…
— А я и говорю: значит, ты тряпку не успела на зеркало накинуть, когда мужа будущего в зеркале увидела. Надо было накидывать тряпку-то, а то он ударит… Эту ерунду девки тоже из уст в уста передавали, — засмеялся Иванов, вспомнив школьное детство. — Алиса как разревется и…
— И плачет, и говорит, бедная, — со вздохом снова перебила его Настя. — Не успела, говорит, накинуть, вот и ударил. Так сильно, говорит, что очнулась потом на полу, голова болит. Только, говорит, я не хочу за Пашку замуж. Он нехороший! Он тоже пьет, как мамка, и не работает нигде.
— Стало быть, этот мерзавец пробрался со своего балкона на их, прошел через квартиру, наткнулся на ребенка, отключил его, вылез с их лоджии на лоджию Насти. Ограбил квартиру и тем же путем обратно. Правильно я понимаю ситуацию? — с хмурым лицом закончил Генка, уставший виноватиться перед сестрой, и соскочил с дивана.
— Совершенно верно. Мы его тепленьким взяли. Он, оказывается, подсек, что к Насте гость на дорогой машине приехал, понаблюдал за нами, когда мы к реке уходили, ну и решил рискнуть. Заходим, а он сидит перед компьютером, а как включить — не знает, умник! — фыркнул Иванов, тут же поспешив занять Генкино место на диване подле Насти. — И деньги кучками у него на столе. И карточки. Цацки Настины уже в мешок целлофановый свалил, завязал — с утра продать, наверное, собирался.
— Сдался без сопротивления?
— Без! Сергей на него как пошел, как пошел!.. В ухо ему как засветит, за что, говорит, гад, ребенка тронул?! — Настя покачала головой. — Тот воет, соседка, соседка, прости…
— Простила? — прищурился Генка.
— Нет. Вызвали все же милицию, — покаялся Сергей. — Хоть ты и не велел, но пришлось. Он ведь так и станет теперь с балкона на балкон прыгать, не останови его!
— Да! — подхватила Настя. — А мне как тут жить?!
— Как жить? — Сергей подмигнул своему другу и поочередно потом его спутникам. — Могу предложить варианты… Вернее, один.
— Который? — нахмурилась она.
— Переезжай ко мне, и все!
Иванов беспечно подергал плечами. Но тут же опомнился, увидев внушительный кулак друга из-под полы.
— Нет, на законных правах, конечно, а не просто так.
— Как у вас, Сергей, все скоро, — ахнула Настя, растерянно переводя взгляд с одного мужчины на другого. — Мгновение — и преступление раскрыто! Второе мгновение — и предложение сделано! Это ведь предложение было сейчас, я правильно поняла?
— Конечно!
— А вы не торопитесь? Сергей, ну чему вы улыбаетесь, а?! Ген, ну скажи ему!
— Ну… — Братец потеребил подбородок, успев подмигнуть лучшему другу. — В рождественскую ночь надо торопиться, сестрица! Надо все успеть! И стать наконец счастливой, Настюха!..
Эпилог
Алиса стояла посредине двора, задрав голову к небу, и с широко раскрытыми глазами наблюдала за тихим полетом снежинок. Странно, что она никогда прежде не замечала, как красив и нежен этот полет. Нет, он мог быть и грубым, и жестким, когда сильный ветер сбивал снежинки в тугие спирали и гонял их по городу, заставляя бросаться на прохожих и забиваться им под воротники.
Она всегда промерзала в такие дни до самой последней своей косточки и всегда тихонько, не злобно, нет, совсем слегка завидовала тем, кто волочил длинные подолы дорогих шуб по сугробам. Им — этим счастливым людям — наверняка и тогда нравилось это снежное буйство, и приятно было осознавать собственное превосходство над метельным неистовым бессилием.
Ей не нравилось. Ей вообще не нравился снег, не нравилась зима. А теперь…
А теперь все по-другому. Теперь для нее это самое лучшее время года. А Рождество — самый лучший, самый загадочный, самый счастливый в ее жизни праздник.
Он подарил ей сказку!
Дядя Саша, мамин друг, в чем-то оказался прав. Он говорил, что в зеркале она увидит свою судьбу. Так почти и получилось.
Она увидела в зеркале соседского Пашку, потом он ее ударил, потом ограбил соседскую девушку Настю, потом она пришла со своим другом и…
И вот с этого места, а может, чуть раньше, просто она не уловила, и начали происходить чудеса в ее жизни.
Сначала почти под утро мама вернулась откуда-то с дядей Сашей. Они были совершенно трезвыми и объявили ей, что теперь не будут пить. Совсем не будут!
Алиса не могла поверить!..
Потом на следующий день к ним пришло сразу так много народу! И Настя, и ее друг, который вдруг оказался и не другом вовсе, хотя ночью они говорили друг другу «вы», — а самым настоящим женихом. И брат ее — Гена, и еще какие-то два дядьки пришли. Они о чем-то долго говорили с мамой и дядей Сашей, запершись в кухне. А потом мама
