снести.
Покинув Киев, постою в Швейцарии
седым напоминаньем о войне,
когда мы с Альп лавиной, а не армией
свалились им как на голову снег.
Нет, монумент убрать – не главный стыд ещё.
Печальней, что средь киевских мужчин,
воспитанных в Суворовском училище,
на помощь мне не вышел ни один.
У тех, кто выкорчёвывал историю,
нет никакого права, хоть убей,
на мой редут в Крыму под Евпаторией,
Очаков, Измаил и Хаджибей.
Без нас из вас уже однажды выросла
дивизия СС «Галичина».
Пусть там, где нерусь погоняет вырусью,
бесславье и позор не имут дна.
Вехи
Там, где скифские бабы пугали чужую конницу
или Дикое поле оборонялось греками,
два солдата, два парня в ковыльных степях покоятся,
и могилы обоих становятся злыми вехами
на пути, где змеятся окопы, зияют воронки-кратеры:
не последняя боль на счету войны и не первая.
Эту землю хранили они под огнём карателей,
оборону держали от Славянска до Коминтерново,
ополчившись, стояли под ветром свинцовым намертво,
не сгибаясь от шороха смерти, летящей во поле.
И врастают корнями в донецкую землю снайперы:
из Одессы Скрипач и Ромашка из Севастополя.
«Уголёк»
Таких домов полно и в Подмосковье,
послевоенных.
Здешним невдомёк,
как страшен он – пустой, с пробитой кровлей,
стоявший в Углегорске «Уголёк».
Когда от прежней жизни только стены,
неизмеримой кажется цена
её, забытой, мирной, довоенной,
пока дымится новая война.
Пока их танкам на ходу раздолье:
прямой наводкой в каждый двор, подряд,
а выбьют их отсюда – через поле
из мести огороды кроет «Град».
Пока на крыше хвостовик от мины,
замрёшь, оцепенеешь от вины
за то, что эта стала слишком длинной:
уже длиннее той, былой войны.
Пока в гробах земли хоронят комья —
воронка, и ни дома, ни родни —
в далёком от Донбасса Подмосковье
увидишь целый дом.
Замри.
Моргни,
и вот он, «Уголёк», как будто снится
по здешним палисадникам прилёт.
И эркера сгоревшая глазница
глядит в упор в тебя который год,
когда от прежней жизни только стены,
обугленные контуры стены,
и невозможно, даже зная цену,
вернуться к мирной жизни без войны.
Пожар
Омытый жгучими слезами
неопалимой купины,
Донбасс – одно сплошное пламя,
где плавятся металл и камень:
огни от Сены не видны.
Не вам приносят смерть снаряды,
не к вам из-под могильных плит
родня взывает: горше ада!
Пожар, раздутый над Белградом,
Славяносербию палит.
Сквозь кладбище к аэропорту,
от Иверской до Нотр-Дам,
ни в год второй, ни в год четвёртый
не рикошетили прилёты,
не шелестело аз воздам.
Париж, Париж, ты стоишь мессы,
а тут не жаль, кого ни тронь?
Пусть фосфором воняют бесы —
не отзывается Одессы
нечеловеческий огонь?
Так снизойдёт ли благодатный?
Нет, гибельный – на Страшный суд
они придут, верша расплату:
и те, кто был убит когда-то,
и те, кого ещё сожгут.
Бездна
Всё равно что вычерпывать бездну горстью,
говорят, и не будет как прежде, бросьте.
У разлома времён, на переднем крае
мы стоим.
И смещается ось земная.
Но пока ещё можно, пока не поздно
хоть кому-то вернуть долгожданный воздух,
пусть земля и вода, и огонь небесный
указуют дорогу по краю бездны.
Икона
На второй седмице поста
явь пронзительна и проста:
воскресенье неотвратимо.
И Георгий вознёс копьё,
и разящее остриё
отливает огнём и дымом.
Где венец не снимал Христос
из осколков кованых роз
и земля ходуном ходила,
все, кто рос на войне, – герой.
Все, кто пали, пополнят строй
ополчения Михаила.
Всем иным – повторять канон,
разносящийся в унисон
с лязгом, шелестом, визгом, воем:
был безгласен я, глух и слеп.
Подающий им жизнь и хлеб
смертью смерть попирает воин,
отворяя проход из тьмы,
жизням их возвращая смысл —
непреклонен, правдив и грозен.
За Донбасс! На иконе там
у рыдающего Христа
на щеках высыхают слёзы.
Алексей Шмелёв
«Нацисты целились не в нас…»
Нацисты целились не в нас —
попали просто.
Ты кушай, кушай ананас
из девяностых,
мой милый мальчик голубой
или лиловый —
они пришли не за тобой —
они за словом,
стихами Пушкина пришли,
Толстого прозой —
тебя смущённого нашли
в невнятной позе.
Собрали кучку запятых
и пару точек —
с тебя и тех, кто, как и ты,
стекал в листочек.
Вот и скажи – по чьей вине
улов негуст их?
Толстой и Пушкин на войне —
в столице пусто.
2022
«Толпа, кричавшая – распни…»
Толпа, кричавшая – распни,
сегодня говорит – воскресни.
Я помню лес, я вижу пни —
и мне уже неинтересно.
Вы, ненавидящие свет
и тех, кто молится иначе, —
вы здесь сейчас, но вас здесь нет —
пока в хлеву младенец плачет.
Есть кто живой здесь? Отвори!
И выйдет ангел мне навстречу.
И скажет ангел:
