не подводя под монастырь преданного Аркашу, она чувствовала себя много легче.
До выхода из гиперпространства у системы Помпеи оставалось еще несколько часов. Там, на мертвой планете, покинутая база древней цивилизации, разрушенная неизвестным врагом. Как там выразился Ричард? — будто растоптанная гигантской ножищей. Там где-то еще летят, наверное, корабли этих несчастных унионцев. Что с ними случилось? Почему они не вернулись? С чем столкнулись? Скоро все будет ясно, только как бы не из собственного опыта…
Она тряхнула головой. Нет, так думать нельзя. Никогда она таким мрачным мыслям не поддавалась и впредь не собирается. Она не отступит и победит.
А цена этой победы — цена еще одной человеческой жизни…
Ей вдруг представился Коля — не малознакомый парень с явными следами пагубного пристрастия на лице, каким он был три недели назад, и не озлобленный неудачник, выкрикивавший гневные обвинения. Она ясно вспомнила мальчика, который когда-то в классе отвлек на себя пиратов.
Она сделала все, что могла. В Москве остается отец, вернется Кир, общество которого так хорошо влияло на Колю. А она, Алиса, его только раздражает.
Она все равно не могла не лететь. Найти Пашку, пусть даже только ради того, чтобы успеть взяться за руки у последней черты. Это бы занимало все ее мысли.
И все же как тоскливо… То немного легче, то опять щемит сердце…
Когда накатит вдруг тоска, то далека, то вновь близка…
Знай — рядом Эри-Куба!
Алиса встала. Ну да, стишок из книги, которую читал Кир. Вспомнился так некстати. Ерунда какая, она на проверенном, надежном корабле. Раз уж лезет в голову всякая дрянь, лучше уйти с капитанского мостика в свою каюту и попробовать подремать.
Пустые коридоры, пусть и знакомые, показались непривычно мрачными. Ну конечно, когда разные жуткие песенки прицепятся — еще и не такое почудится.
У ночи встанет на краю
И выпьет кровь и жизнь твою…
— Ни черта не выпьет! — громко сказала Алиса.
Она как раз проходила мимо дверцы чуланчика, то есть не чуланчика, а пустой ненужной каюты, где Зеленый складывал старые, но дорогие душе инструменты, ненужные карты, сувениры с разных планет, не дотягивающие до гордого звания артефактов, и прочую ерунду.
И трус презренный, и герой,
Умрёт от ужаса любой…
— Ай! — из-за дверцы послышался шорох. Алиса мгновенно вспомнила, что бродячие кустики они выселили с «Пегаса», чтобы не мешались. Кто там? Животные с Каштанки? Оранжерею они не откроют. Несколько недель без еды?
— Кто? — спросила она хрипло. Быстро откашлялась — с маленькими эмпатами нужно говорить ласково, доверительно. Но из распахнувшейся дверцы вдруг вывалилась и распростерлась на полу человеческая фигура.
— Алиса… блин, ноги-то как занемели… только в стенку сразу не кидай!
23.
— Чепуха это все, зря, сам же он говорит. А ты выходишь дурак дураком — чего-то надеешься, зачем-то тужишься. Был бы поумнее — давно бы лежал, спал и на все наплевал, убьют тебя — это спасибо, как бы хуже не было. Ложись-ка, братец, спать, ну их в болото. До вершины все равно не доберешься.
— Доберусь, кости дотащу, а прочее так и ладно, — сказал Сэм. — И господина Фродо, уж будьте уверены, до места доставлю, хоть тресну. Кончай разговоры!
Тишина.
Ветер слабо шелестит в открытую форточку.
Темнота.
Фонарей здесь нет, светится само дорожное покрытие и стены некоторых домов. Если выглянуть в окно, можно увидеть, что по небу то и дело проносятся мерцающие точки. Огоньки самолетов, флаеров, может, и космических кораблей. Когда-то все это было интересно.
Да что греха таить, и сейчас интересно. Меньше, конечно, но все же.
Только какая польза с этого, если он изгой и неудачник в обоих временах?
Но если в окно не смотреть, кажется, что вокруг Москва конца двадцатого века.
Нет, там тишина другая. Даже в спальных районах. Либо прорычит, несясь среди ночи на всех парах, мотоцикл, либо раздастся где-то пьяная ругань.
Здесь люди берегут покой друг друга. Идя по улице ночью, разговаривают вполголоса. Передвигаются бесшумно.
Может, дорожное покрытие или стены домов поглощают звуки? Можно спросить.
Ага. Спросить. Сначала устроить истерику на тему «Я верил в вас как в бога, а вы лгали мне всю жизнь», а наутро выйти к завтраку как ни в чем не бывало и начать светскую беседу о звуконепроницаемости.
А что делать, извиниться, что ли? Она и слушать теперь не будет.
А может, и выслушает. Хотя вряд ли поверит. Решит, что это просто дежурное извинение. Улыбнется, сделает вид, что приняла все за чистую монету, и продолжит общение, как будто ничего не случилось. Кто же на самом деле ждет искренних просьб о прощении не от человека, не от личности, а от своего очередного доброго дела.
Надраться бы. До полной отключки и беспамятства.
А ведь сегодня он действительно задел ее за живое — оскорбилась, даже нагрубила.
Да хахаль ейный носу не кажет, вот она и нервничает.
Нет. Она эти несколько дней была все так же ровна, терпелива и приветлива. Только сегодня доказала, что она чувствующий боль человек, а не равнодушный робот.
Ну и радуйся, придурок. Великий подвиг совершил — обидел единственного человека, которому твоя жизнь оказалась не до лампочки. Да еще про домогательства понес не в ту степь, о господи, морду бы самому себе набить. А теперь сидишь тут, будто от обычного «извини» язык отсохнет.
Да не отсохнет, но… Ей все равно. Она завтра будет обычной, ровной, доброжелательной, будто ничего не случилось, вне зависимости, извинится он или нет.
И все-таки она такого свинства не заслужила.
Коля встал. С полминуты изучал вид за окном, мысленно репетируя «Извини, не знаю, что на меня нашло»… хотя, может, лучше «Прости, случайно вырвалось»… хотя…
Так и не решив, какая фраза будет звучать убедительней, он приоткрыл дверь, начал вполголоса:
— Алиса… — и осекся на полуслове. Алиса разговаривала с кем-то по видеосвязи. Коля сделал несколько шагов и уловил обрывок беседы:
— А вот теперь я скажу, что я полечу с тобой, — говорил незнакомый молодой мужской голос.
— Нет.
— Почему?
— Аркадий, ты подумать можешь? Если я не вернусь, у моих родителей останется Кир. А у твоих — никого!
«Что?!»
Коля машинально метнулся назад — все-таки подслушивать нехорошо. Если Алиса его засечет за подобным шпионажем, можно будет вообще не просить прощения — бесполезно.
Но и из-за просто чуть приоткрытой двери он отлично слышал остаток разговора Алисы с Аркадием и беседу с диспетчером космопорта. Затем
