что мне хватит собственной энергии?
— Для «Пегаса» хватит. Переход происходит не за счет твоей энергии, а за счет реликтового магнитного поля. А мы все в нем висим, как пылинки в воздухе — и ты, и я, и «Пегас».
— Ты поэтом тут стал, Аркадий.
— Да не поэт я. Другого сравнения не подберу. Мы пылинки, а вот тела вроде планет — они как металлические шарики. Чтобы их удержать в полете, нужна энергия. Например, топливо «Пегаса».
— Ну и напиши мне расчет. Или скинь на браслет, где этот расчет найти.
Аркадий порылся в столе и вытащил несколько листов, покрытых не сильно разборчивыми записями.
— Это я на коленке для подлодки прикидывал. Сейчас в компьютере поищу…
Алиса тем делом сложила листы и спрятала в карман.
— Зачем тебе? Ты мой почерк не разберешь.
— Твой — разберу.
— Мы все равно полетим вместе.
— Нет.
— Я сказал — полетим.
— А я сказала, нет.
— Алиса, Пашка такой же друг мне, как и тебе. Мы всегда, ну, почти всегда, отправлялись на приключения втроем. И всегда выкручивались именно потому, что были вместе.
— Не всегда. Аркаша. Давай так — если я не вернусь, ты будешь знать, где и как меня искать. Договоримся о знаках. Ну глупо отправляться большой компанией и терять людей оптом.
— Ты рискуешь одна.
— Тут уже рискнул один такой. Аркаш, понимаешь, он действительно полетел из-за того, что поссорился со мной. Не с тобой, а со мной.
— Да глупо так рассуждать. Вдвоем мы больше сделаем, и не щепетильничай.
— Ох-ох, ну доделывай тогда свой опыт. А я вперед, «Пегас» к старту готовить.
Аркаша беспомощно покосился на аквариум.
— Останься тут, всего пара часов, а? Потом вместе.
— Ты понимаешь, мне не только с «Пегасом» разбираться. Мне еще надо знакомого предупредить. Приятель из детства у меня живет, вот оставлю его на отца и Темпеста.
— Говорил Пашка что-то такое, — Аркадий поглядел неодобрительно, или ей показалось?
— Да, да, бывший алкоголик, а не выпускник монастырской школы. Но он не заслуживает, чтобы я улетала, ничего не объяснив и не попрощавшись.
— Давай вместе объясним.
— Не надо, он тяжело сходится с людьми. Давай, домучивай своих моллюсков. Я стартую в семь по Москве, долго ждать не буду. «Пегас» как раз к шести подготовят. Сейчас из флаера и позвоню.
Алиса быстро шагнула к двери.
— Алиса! Обещаешь?
— Я когда-нибудь тебе врала?
«Все когда-то бывает в первый раз».
Ночь отступала. Флаер Алисы несся вперед, оставляя позади плеск волн и крики чаек. И вместе с ними уходила темнота. Небо впереди становилось все бледнее.
Солнце поднималось вдвое быстрее — флаер летел ему навстречу. Сначала словно разведенный древними богами костер просвечивал через толщу вод. Затем вспыхнувший краешек солнца зажег на волнах тысячи бликов.
А в Москве все еще шел слабый дождь и небо было жемчужно-серым. Облака разошлись, лишь когда Алиса уже поднималась на борт «Пегаса». Она обернулась на мгновение и увидела радугу — огромную многоцветную полосу, разделившую небо напополам.
Худощавый светловолосый человек в очках быстро поднялся на площадку второго этажа, остановился у двери и прислушался. Несмотря на раннее утро, изнутри надрывался звонок видеофона.
— Что за… — профессор толкнул дверь, прошел внутрь, огляделся.
— Алиска!
Видеофон продолжал названивать. Профессор нажал на ответ. На экране появилось лицо Аркаши Сапожкова.
— Наконец-то, Али… Игорь Всеволодович, вы? А Алиса?
— Нету. Она мне сообщение какое-то странное послала, я сегодня в пять проснулся, вот, сейчас решил просмотреть. Не понял ничего, решил на месте разобраться.
— Звонили ей? Не домой, на браслет?
— Нет еще, попробую.
— Не пробуйте, она мне не отвечает. Сейчас шесть?
— Пятнадцать минут седьмого.
— В космопорт! — воскликнул Аркадий.
— Что?
— В космопорт звоните! Где «Пегас» сейчас?
— На втором… — профессор быстро вывел расписание космопорта на другую половину экрана. — О, господи. Взлетел «Пегас». Семь минут назад в гиперпространство перешел. Аркадий, что случилось?
— Она вам не рассказала?
— Нет, она и раньше-то не особо откровенничала, а сейчас и подавно.
— Пашку, Пашку искать она полетела! Одна! — Аркадий в сердцах ударил кулаком по коленке. — А я в стратолете сижу, как дурак. Что она вам за сообщение оставила?
— О приятеле своем просила позаботиться, — профессор потер лоб. — Как он не проснулся на шум…
— Будите скорей, может, он что знает!
— Николай! — профессор постучал в дверь гостевой комнаты. — Проснись!
Аркадий наблюдал с экрана, сжав кулаки от нетерпения.
— Ну?
— Не отвечает… — профессор постучал громче. — Эй! Аркаш, тут что-то не то. Не может человек не проснуться от такого шума.
Профессор нажал на ручку, но дверь не поддалась.
— Что за шутки, а?
— Заперся? — спросил Аркадий.
— Да, но не на электронный замок, — профессор приналег на дверь посильнее, та не открылась, но слегка дернулась. Профессор толкнул ее снова.
— Как будто стучит что-то изнутри…
Наконец дверь распахнулась, на пол вывалилась сломанная ножка табурета. Профессор исчез в комнате, но через секунду снова появился на пороге.
— Аркаш, а там никого нет!
— Как нет? А как же он тогда заперся? И зачем?
— Не знаю.
— Окно! — крикнул Аркадий. — Окно проверьте!
— Зачем в окно прыгать, когда есть дверь? — пробормотал профессор. — Господи, еще и его по Москве искать…
— Алиска с собой взяла, наверно, — Аркадий снова в бессильном отчаянии сжал кулаки. — И когда успела? Меня дожидаться не стала, а этого-то зачем, ведь от него никакого толку…
Когда древние кроманьонцы впервые пускались через реку на плоту, наверное, они ощущали страх и благоговение перед незнакомой стихией. Даже тихая река грозила людям опасностью. Но прошли тысячелетия, и потомки первых корабелов залезают в грязную моторку или поднимаются на борт теплохода без тени ужаса или восторга.
С каким волнением, наверное, садились в первые самолеты их испытатели! С замиранием сердца летчики слушали фырканье мотора, глядели на удаляющуюся поверхность земли… Прошло несколько десятков лет — и пассажиры за редким исключением поднимаются по трапу со скучающим видом, без особого страха (разве что вспоминая недавние громкие катастрофы). Но что поделать, лететь-то надо! Волков бояться — в лес не ходить.
Алиса летела в космос уже далеко не в первый и даже не в сотый раз. Одной на корабле ей приходилось путешествовать часто, в Дальнем космосе — тоже. Благоговейного страха и волнения первопроходца она не чувствовала. И все же на душе у нее было неспокойно. Чересчур.
Бездействие. Да, наверное поэтому ей так тошно. Нет ничего хуже ожидания. Нет ничего хуже, когда даже не знаешь, с какой опасностью предстоит столкнуться. Пока она торопилась на «Пегас», пока занята была мыслями о том, чтобы взлететь без помех,
