кружку и уставился на нее. – Ну-ка, рассказывай, чего ты морщишься.
– Да что-то живот… – не договорила, потому что по ее ногам потекла вода.
Открыв рот, она растерянно смотрела, как на полу под ней собирается небольшая лужица. Потом перевела на меня взгляд и вдруг заревела.
– Снежа, ш-ш-ш, ты чего! Не реви, ну подумаешь, описалась. У беременных такое случается… – сдуру начал ее утешать.
Снежка засмеялась сквозь слезы:
– Эрик, тупица небритая! Я рожаю!
Твою же мать!!!
– Как рожаешь?! – я тупо смотрел на нее, не в состоянии сдвинуться с места.
– Вот так, – она опять засмеялась и развела руками. – Эрик, очнись, ты скоро станешь папочкой!
Через четыре часа я все еще стоял в коридоре клиники, возле двери, за которой была моя девочка. Прислушивался к раздающимся оттуда звукам и изнемогал от беспокойства. Еще от желания закурить, хотя не курил уже лет пять.
Рядом вздыхал и маялся Снежкин отец, который примчался из своего Подмосковья, едва я позвонил с сообщением, что его дочь рожает.
Я покосился на него: надо же, железный генерал Григорий Басаргин тоже нервничает?!
– Эрик, пойдем выйдем на улицу. Покурим, – он сунул руку в карман джинсов, нащупывая сигаретную пачку.
– Ты же вроде бросил? – поддел его.
– Бросил. Но тут такое дело, что без пары затяжек никак, все-таки первый внук вот-вот родится, – он нервно потер небритую щеку.
– Или внучка. Мы же пол ребенка не узнавали, – усмехнулся я. Снежка наотрез отказалась знать, мальчик у нас будет или девочка. Да и мне без разницы. Так что сюрприз для всех будет.
– Не, пацан будет. Вот увидишь. Первым внук должен быть. А потом и принцессу сделаете, – уверенно заявил Гришка. Мой старый друг. Когда-то наставник, командир и соратник, а сейчас мой тесть… Вот такие шутки у судьбы случаются.
Мы спустились, немного отошли от крыльца и дружно закурили.
– Слушай, – я выпустил дым и решился задать вопрос, давно меня интересующий.
Обсуждать это со Снежкой я не мог, зная, что с Гришей у них отношения натянутые, она так и не подпустила его к себе близко. Видать, не могла простить, что ей пришлось жить с этим ублюдком Деминым, считая его родным отцом.
– Ну, спрашивай, – усмехнулся друг и покосился на меня. – Про мать Снежанину спросить хочешь?
– Угу, – не стал отпираться.
Гришка помолчал, еще пару раз затянулся и с горечью выдал:
– Да, блядь, идиот я тупой. С Танюшей у нас любовь была. Настоящая. Только я ее встретил, когда женат уже был. И… Я же благородный, типа. И Галка… Она хорошая женщина была. Любила меня без памяти. Детей у нас не было – не получилось. И… Не мог я ее вот так взять и оставить.
А Танюшка, когда Сашкой забеременела, мне ничего не сказала. Молчком за Демина замуж выскочила и все. Я-то думал, что Сашка его ребенок. А оно вон что оказалось.
Потом и Снежану она от меня родила. Демин-то с проблемами был по мужской части. Это мне Снежанин дед недавно рассказал. Он их брак и устроил, Демина и дочери своей. Вот так.
Гриша замолчал, глубоко затягиваясь и глядя куда-то мимо меня невидящим взглядом.
А я вдруг с ужасом подумал, что так же, как он, чуть не упустил свое счастье. Интересно, каким богам спасибо сказать, что все-таки свели нас со Снежей вместе?
– Как она? – Крейн, как обычно, абсолютно невозмутимый, вырос рядом, словно из-под земли.
Этот точно холодный профессионал до мозга костей. Странно даже, что у него такой позывной, совсем ему не подходящий (crane – англ. колебаться перед опасностью).
– Привет, Саш, – я пожал родственнику руку. – Рожает еще.
– Простите, – раздался рядом мелодичный голосок.
Возле нас стояла невысокая девчушка в форме медсестры. – Там госпожа Раевская требует, как она сказала, «моего небритыша».
Девчушка смущенно оглядела три наши, одинаково заросшие щетиной физиономии, и добавила:
– Мужа, наверное, зовет. У нее уже на подходе ребеночек…
– Давай, иди, – Гришка хлопнул меня по спине. – И без моего внука не возвращайся.
– Эрик, гад небритый! В следующий раз сам рожать будешь! И никакого секса! – Снежа клещами вцепилась в мою руку и мучительно застонала, приподнимаясь и складываясь чуть не вдвое на странном сооружении, на котором лежала.
– Так, мамаша, не отвлекаемся. Начинаем тужиться, – скомандовала суровая тетка-акушер, стоявшая перед раздвинутыми Снежкиными ногами.
Строго глянула на меня из-под очков:
– А вы папаша, идите себе. Повидались с женой и будет, сейчас уже ребеночек пойдет. Если в обморок тут хлопнетесь, возиться с вами будет некому.
Снежка судорожно вцепилась в меня, вонзая ногти в кожу, и опять замычала сквозь стиснутые зубы.
Я погладил ее по покрытому потом, измученному лицу.
– Я останусь.
Наклонился и прошептал на ушко:
– Я тебе сказал утром, что секс был хорош?
– Эрик! – застонала-засмеялась она, с силой выдыхая. – Не отвлекай меня всякой ерундой!
– Так, мамаша, молодец! Сейчас еще разочек так же хорошо потужимся! – зычно скомандовала акушерка.
– Какая ерунда, Снежо-ок? – снова зашептал я игриво. – Я на полном серьезе. Знаешь, какая ты была секси?
– Эрик! Гад тако-о-ой… – заорала моя девочка. А следом довольный возглас акушерки:
– Мальчик!
И пронзительный, странный, одуряюще-прекрасный младенческий рев.
На подгибающихся ногах я выполз из палаты, и без сил плюхнулся на первый попавшийся стул. Сидел и тупо смотрел на стоявших передо мной бледных Гришу и Крейна.
На откуда-то появившуюся взволнованную Марьяну и Игоря, поддерживающего ее под могучий локоток. На какие-то смутно знакомые лица, маячившие передо мной.
Смотрел и не видел. Перед глазами стояло измученное, прекрасное до невозможности лицо Снежки. И красное, сморщенное, самое лучшее в мире личико нашего сына, шевелящего крохотными, похожими на морские звезды, ручками.
– Ну что? – откуда-то издалека долетел вопрос Гришки.
Я перевел на него ничего не понимающий взгляд. Долго смотрел, пытаясь понять, что он хочет от меня. И когда сообразил, то заплетающимся от счастья языком ответил:
– Мальчик. Моя Снежа подарила мне сына…
Сколько любви нужно человеку для счастья? Или, все-таки, быть любимым не равно быть счастливым?
Я слышал, что счастье – это восторженное состояние души, которое не длится долго. Еще говорят, что его не купить за деньги, и оно не валяется на дороге. Вроде как счастье надо ковать или лепить…
Тогда, при чем здесь любовь?
Был ли я счастлив без Снежки? Определенно, был. Моя служба, очередные звания, довольно успешный бизнес после отставки… Все это делало меня вполне довольным своей жизнью.
Сравнится ли все это с тем, что я почувствовал, когда Снежа сказала, что любит меня? Определенно, нет.
Но если кто-то меня
