и не была, оказывается, самой большой, но всё же была велика настолько, что проехать из конца в конец требовалось немало времени, да если ещё с разворотами и объездами, так никаких сил не хватит ждать конечного пункта поездки.
Окна стоящей машины успело залепить снегом, когда к ней подошли двое. Передняя дверь открылась и высокого роста широкоплечий парень в белой дублёнке с большим белым меховым воротником, откинутым на плечи и потому успевшим покрыться снегом, ввалился в автомобиль, едва уместившись за рулём и, не оборачиваясь, пробасил:
– Здравствуйте, меня зовут Михаил. Если не возражаете, дальше машину поведу я, чтобы этот обалдуй не ухнул вас в самый большой сугроб.
– Здравствуйте, Михаил, – со смехом в голосе ответила Настенька и, видя, что Вадим открывает заднюю дверь, чтобы сесть рядом с нею, поинтересовалась, – А почему это ваш друг садится не впереди, а сзади?
– Об этом лучше спросить меня, – несколько обиженно сказал Вадим, стряхивая с плеч снег прежде, чем сесть в машину. – Во-первых, это не друг, а мой телохранитель и…
Вадим почему-то остановился, как бы подбирая очередное определение, но так и не дал его, говоря:
– Не буду продолжать о нём – это не так важно. Не сажусь рядом с ним, так как он очень толстый и мне с ним тесно. Кроме того, сидеть сзади безопаснее, особенно, когда за рулём Мишка. В сугроб, скорее всего, залетим с ним, но при этом стопроцентная гарантия, что он же нас и вытащит, так что можно не волноваться, если что. С ним можешь ехать с закрытыми глазами.
– Ой нет, только не сейчас, – почти зарычал басом Михаил. – Со мной-то можно закрывать глаза, но с Вадимом рядом нельзя. С ним не то что глаз да глаз, а тут ещё одно око недремлющее никогда не помешало бы.
Все дружно рассмеялись, а машина, управляемая Михайло Потапычем, как тут же прозвала нового знакомого Настенька, лихо и почти виртуозно вылетела с пригорка на шоссе перед самым троллейбусом, притормаживавшим у остановки, и стремительно направилась вниз к ближайшему развороту.
С третьим человеком в салоне обстановка явно повеселела. Разговор завязался о предстоящем вечере, где Настеньке предстояло выступить в роли переводчицы, о чём она только что вспомнила. Переговоры на французском с точки зрения знания языка её не очень беспокоили – не экзамен же и не официальный приём. Да и язык этот она любила, пожалуй, не меньше английского.
Для освоения разговорного английского она с удовольствием чита-ла детективы Чейза и Шелдона, которые в изобилии присылал отец, но если что любила, так это романы Кронина, Оскара Уайлда, Драйзера, Хемингуэя, Сэлинджера и всё, разумеется, на английском.
Что же касается французского, то здесь она отдавала предпочтение Ромену Роллану, чью книгу "Очарованная душа" она любила больше всего, но которую читала на русском и совсем недавно взялась читать вновь теперь уже на языке оригинала.
Говорить по-французски Настеньке доводилось часто со студентами из Франции, изучавшими русский язык в Москве, так что барьер нерешительности, который часто существует даже у выпускников факультетов иностранных языков, не имевших достаточную разговорную практику, у Настеньки давно отсутствовал. Волновали её лишь ожидавшиеся отношения с Вадимом.
Проезжать на территорию университета машиной не было необхо-димости. У проходной Вадима и Настеньку уже ожидал парень невысокого роста, худощавый, лет двадцати пяти, в длинном сером пальто с таким высоким меховым воротником, что голова юноши тонула в нём, будто придавленная тяжестью большой мохнатой волчьей шапки, из-под которой совершенно не видно было лба, а сразу выступали огромные почти квадратные стёкла очков, обрамлённые толстой роговой оправой.
Настеньке при виде нового знакомого, представившего себя несколько странно "Юрий Палыч, то есть, извините, Юра", сразу пришла в голову мысль, что перед нею будущий академик то ли физики, то ли чего-то ещё. Определила она по глазам, казавшимся очень серьёзными и проницательными, что по мнению Настеньки было характерно для физиков и хирургов.
Будущий академик прошёл в проходную и, сказав сидевшей за столом пожилой женщине волшебные слова "Это со мной", остановился, чтобы пропустить гостей вперёд.
Настенька оглянулась, прощально махнула сумочкой отъезжавшему Михайло Потапычу и последовала за Вадимом…
Вестибюль корпуса "Д" университета выглядел удивительно громадным по сравнению с тесными коридорчиками института Мориса Тореза. Настенька бывала прежде в главном университете страны, когда сама собиралась в него поступать и потом то с экскурсией, то на студенческих конференциях. Но в этот корпус "Д" попала впервые.
Просторный, старой конструкции лифт поднял их троих на восемнадцатый этаж, где в чуть меньшем, чем внизу вестибюле, напоминающем большую гостиную, стояли кожаные кресла, круглые столики, что должно было нравиться ныне аспирантам, а вскоре светилам науки.
Сюда сходилось несколько коридоров, по которым, громко разговаривая, сновали в разные стороны молодые парни и девушки, степенно проходили преподаватели, величаво кивая в ответ на многочисленные приветствия аспирантов или желающих ими стать. Проходила со шваброй или, таща за собой пылесос и ворча на мешающую убирать молодежь, тётя Даша – уборщица. Торопливо пробегал электрик Володя. И как-то почти незаметно проходил худенький седоватый декан факультета.
По одному из коридоров чуть дальше справа за стеклянной дверью светился экран телевизора. Здесь была комната отдыха и место встреч. Пройдя ещё несколько дверей с четырёхзначными номерами на них, первые две цифры которых были восемнадцать соответственно этажу, Юрий Палыч или просто Юра остановился возле очередной двери, вставил в английский замок приготовленный заранее ключ, легко повернул его и широким жестом пригласил войти в небольшую прихожую, где однако сумела уместиться простенькая вешалка. Направо была дверь в одну комнату, напротив входа в другую, дверь налево вела в ванную.
Вадим услужливо помог Настеньке снять шубку и, не успев повесить её, застыл в изумлении, глядя на девушку и её голубое отражение в зеркале, усиливавшее ощущение сияния голубизны, как бы исходящее от смеющегося круглого личика.
– Oh, my God! You are so beautiful! – воскликнул он и тут же повторил по-русски,– Боже мой, как ты прекрасна!
– Спасибо, конечно, но переводить мне с английского совсем не обязательно, – ответила Настенька и добавила, – Не буду возражать, если вы, мальчики, разденетесь и пройдёте куда-нибудь, а я сниму сапоги. Всем вместе тут несколько тесновато.
Мальчики не возражали. Пальто будущего академика и коричневая кожаная куртка Вадима покроя летучей мыши, делавшая его фигуру значительно шире в плечах, повисли рядом с шубкой Настеньки. По отсутствию здесь же другой верхней одежды можно было подумать, что в квартире никого нет, но как только открылась дверь в комнату, что была напротив входа,
