жизнь живу, нет никакого нечистого духа.
Солдат уверяет, говорит:
— Есть, хозяин! Тебе надо его обязательно выжить! Выживешь — будет тебе легче.
Тогда хозяин и говорит:
— Да как же его выжить-то?
Солдат говорит:
— Купишь четверть вина — выживу.
Хозяин говорит:
— Куплю, только выживи.
Тогда солдат начал:
— Скажи жене, пускай греет самовар.
Жена встала, согрела самовар — муж приказал.
Вот тогда солдат и говорит хозяину:
— Бери кочергу, стань к дверям. Сколько раз успеешь огреть нечистого духа, как побежит, так бей крепче.
Солдат наливает ковшик кипятку из самовара, подходит к печке, отдвигает занавеску… Как плехнет туда ковшик кипятку! А поп-то голый. Поп запищал. Хозяин и подумал: «И правда, нечистый дух есть». Солдат наливает второй ковшик. Обратно как плеханул на печку! Поп видит — спасенья нет. Как скочит-да бежать. Волосы распущены. А мужик в тот момент раза два его кочергой как огрел. Поп бежал. А мужик говорит:
— Спасибо тебе, милый мой, что выжил мне нечистого духа! Сейчас ложись спать, а утром будет тебе водка.
Вот утром мужик встал — бегом в магазин. Притащил четверть водки. И два дня с солдатом гуляли.
И после того поп больше боялся на этот дом взглянуть. Конец.
П. К. ТИМОФЕЕВ
49. ПРО СТАРУЮ ЖИЗНЬ
Было раньше нехорошо…
Бот жил муж с женой. Ну, муж такой был скверный. Пьяный любил издеваться над женой. И вот ему охота было всё рассердить жену, чтобы она показала ему, что рассердилась.
Он всяким путем — и бил ее, чего только не делал. Но она всё равно не сердилась. Он всё придумывал, как бы рассердить.
Однажды придумал. И кричит:
— Жена! Иди сюда!
Жена прибежала:
— Что нужно?
— Лезь под стол!
Ну, жена быстренько под стол.’ Он ей говорит:
— Лай по-собачьи!
Жена начинает:
— Тяв-тяв!
А он ее давай ногами лягать:
— Что, своих не узнала, лаять начала?!
…И придрался все-таки муж к жене.
П. К. ТИМОФЕЕВ
50. ПРО САПОЖНИКА И ЕГО ЖЕНУ
Вот был один сапожник. У него была жена. И вот она однажды (всё так это говорили):
— Ты меня не любишь!
Он говорит:
— Ты, может, меня не любишь!
— А я помру — как ты будешь плакать по мне?
Вот, значит, муж и говорит:
— Жена, уж ты-то по мне будешь ли плакать, а я-то уж по тебе буду.
Жена и думает: «А как же он будет плакать? Ну-ко дай я притворюсь, помру, посмотрю, как он будет плакать».
Вот жена померла. А муж, значит, шил сапоги. Видит, что жена-то не говорит. Не померла ли? Посмотрел — померла. Он ее повалил на лавку, закрыл точивом. И сел и плачет:
— Желанная ты моя жена! Какая ты была у меня хорошая! На кого ты меня бросила?
Вот. А жена-то тихонечко точиво приоткрыла — надо поглядеть: слезы-то текут или он нарочно. А он-то заметил, что она, значит, из-под точива-то выглядывает. Он — молоток-то в руках — взял да по лбу и стукнул.
— Мертвые из-под точива не выглядывают!..
П. К. ТИМОФЕЕВ
51. ПРО БЕЛОГО
Жили два брата, Александр и Петр. Они остались без отца, без матери. Ну, хозяйство-то надо вести. Александр взял женился. Женился, значит, ну, и у них народился ребенок. А тут как раз Александру-то надо идти было в армию.
А раньше в армию-что? Тащили жеребья. Ну, тащили жеребья, значит. И как раз жеребий-то выпал Александру идти в армию, то есть не в армию, а как раньше — в солдаты.
Ну что же, пришел домой и загорюнел. Такой невеселый вид у него. А Петр его спрашивает:
— Сашенька, ты чего такой?
— Да вот чего-что вытащил жеребий идти в армию. (Ну, товарищи, в солдаты, вернее всего.)
Тот и говорит:
— Так ты не горюй, — говорит, — давай-ко я за тебя пойду!
А раньше-то имели право идти брат за брата в солдаты. Ну, тот обрадовался.
— Раз пойдешь, так давай иди.
(Но, товарищи, я вам предупреждаю, что раньше не было ни машин, ничего. Техника такая была: всё пешечком.) И вот они, значит, так: на Урал шли три месяца пешком. Ну, знаешь, драли их там… Всего! Они шли, шли и, вернее всего, дошли.
Когда они пришли на Урал, распоселилась ихняя часть. А там из этой части-то один офицер приходит к одной старушке. Ну, приходит к одной старушке, смотрит — альбом на столе. Он взял альбом-то, поднял и начинает перелистывать. Начинает этот альбом перелистывать, перелистывает фотокарточки, перелистывает. Вдруг на одной фотокарточке остановился. Остановился и смотрит. А старушка его и спрашивает:
— Дорогой мой, а чего же ты дальше не перелистываешь?
— Знаешь, я, — говорит, — даже не могу больше перелистывать.
— А чего же?
— А я, — говорит, — в эту девушку так врезался, — говорит, (понял? Во!), — ну не могу больше, и всё.
А эта девушка была английского царя дочка. А чего она попала сюда? Ведь раньше так было, товарищи, закон: если у царя у какого-нибудь, примерно, народилась хорошая дочь там, красавица, вот он ее фотографирует и по всем государствам разбрасывает фотокарточки, чтоб другие цари приехали ее сватать. Ну и вот у этой старухи попала эта как раз карточка. А когда, значит, это он так и говорит-то старухе, а старушка и говорит:
— А что, хошь, так я тебе сделаю, что она будет вашей женой?
— Да что вы! — говорит. — Если вы сделаете, что она будет женой, тогда я тебе что хошь сделаю!
— Ну, пожалуйста, — говорит, — ну что ж, — вот эта, значит, старушка и говорит: — Вот я тебе даю только такие условия: принеси в двенадцать часов ночи пясть земли с могилы, и я тебе сделаю, что эта будет твоей женой.
— Хорошо.
— Пускай ты не сам, пусть солдаты тебе принесут — лишь бы только в двенадцать часов пясть земли. И всё.
Вот этот приходит, выстраивает роту свою солдат и говорит:
— Ну, кто смелый?
(Да, вернусь назад. Тогда в армии служили двадцать пять лет.)
Вот он, значит, и говорит, выстроил и говорит:
— Вот так. Если кто пясть земли принесет в двенадцать часов с могилы, двадцать пять лет скидываю и освобождаю с армии. (С солдат, вернее всего.)
Ну, значит, один поднимает руку:
— Давай я.
— Ну всё, выходи со строя.
Тот со строя, значит, выходит. Ну,
