отдохнуть. Федя уперся в камень руками и полез через расщелину в валуне. Я, как он и скомандовал, направился за ним. Шершавый камень был чуть влажным от росы, солнце еще только едва-едва показалось из-за горизонта. Впрочем, видно его все равно не было, небо было мутным и серым.
Изнутри расщелина оказалась гораздо длиннее. Как будто мы пробирались каким-то узким каньоном среди двух огромных скал, а вовсе не через камень перелезали. Накатило то самое ощущение, как когда делаешь первый шаг из шлюза. Вроде бы, воздух остался прежним, ладони ощущают тот же самый камень, но что-то изменилось. Сама реальность стала другой, как будто во сне…
Шаг, еще шаг. Под ногой что-то хрустнуло. Я опустил глаза, думал ветка. Нет… Скелет какого-то здоровенного насекомого с мой ботинок размером. Здоровенный какой таракан, хорошо, что давно дохлый…
Стены внезапно расступились, выпуская нас в редкий лесочек с причудливо разбросанными по нему валунами и травянистыми кочками.
— Мы внутри, — сказал Федя. И будто в нем тоже что-то поменялось. В голосе зазвучала самоуверенность, он приосанился и даже реально стал казаться выше ростом. — Совсем теперь чуть-чуть осталось, как по парку прогуляться.
И он припустил вперед по едва заметной тропинке, петляющей среди валунов и деревьев.
Слишком быстро он как-то ломанулся. Мы же в «тридцать второй», тут надо аккуратнее ходить…
— Стой, дурак, ложись! — крикнул я, но опоздал на какую-то секунду…
Глава 26
Воля — это способность скромно, рутинно, постоянно сосредотачиваться на результате и идти к этому результату, как бы больно и сложно тебе не было.
Франц Вертфоллен «Вакцина от идиократии»
Глаза у Феди были дикие, рот перекошен. На щеке вздувалась длинная царапина. Вот идиот… А еще щеки надувал, что проведет, как по автостраде! Теперь обратно его на своем горбу тащить, а то из меня его бабушка фарш накрутит. И пирожки испечет. По семейному рецепту… Хорошо хоть он субтильный, весит не больше шестидесяти кило.
В воздухе снова раздался тоненький противный писк. Хищная паутина набирала силу, сейчас опять начнет поливать. Я схватил своего непутевого напарника за затылок и ткнул мордой в жидкую грязь. И сам ткнулся туда же. Острые льдинки немедленно впились в кожу, но лучше так, чем парализованным тут валяться.
— Далеко еще? — спросил я, когда паутина выдохлась, и поток шипов прекратился.
— Метров пятьсот, — проговорил Федя и взвыл, выгнувшись дугой. Ага, началось уже. Отрава у этой дряни просто атас, я разок с дури тоже попадал. Боль скручивает такая, что кажется, что тебя на куски режут. Тупым ножом.
— Сейчас от… отпустит… — простонал он. — И потом минут пять будет нормально.
— Без сопливых скользко, — пробурчал я, высунувшись из-за бугра. Вот она, тварь, поблескивает, переливается. Аэрозоля и зажигалки бы хватило, чтобы справиться, но ни того, ни другого у меня нет. — Время не засекал?
— Две минуты, — распластавшись медузой, ответил Федя. Отпустил первый приступ. — И семь секунд.
Я мысленно прикинул. Раз паутина две минуты стреляет, значит у меня есть примерно три с половиной, чтобы мимо нее проскочить. Успею?
— Эй, ты куда? — заныл Федя, ухватив меня за штаны. — А я?
— На обратном пути тебя заберу, — сказал я. — И вытащу. Голову не поднимай, главное. Сюда за камень переползи, тогда вряд ли вообще попадет.
Я рванул вперед на первой космической, уже не слушая, что там мне вслед кричит Федя. Поднырнул под серебристым сплетением шевелящихся ниток. Ох ты ж, больно-то как! Одна все-таки меня зацепила! Ощущение так себе, как будто током ударило. Но это ерунда, стрекательные волоски паутины не так опасны, как шипы, которыми плюются уже наливающиеся снова болезненно красным узлы.
Я снова вскочил и помчался дальше, считая про себя секунды. Кувыркнулся и залег за попавшийся корявый ствол высохшего дерева.
Замер, прислушался. Сердце ухнуло куда-то в живот. Совсем рядом с моей рукой из коры торчала россыпь мелких шляпок синих грибочков. В другое время и в другом месте я бы умилился от такого зрелища и сочетания цветов. Но сейчас я с содроганием перевернул ладонь.
Выдох. Повезло. Прямо очешуеть как повезло. На пару миллиметров бы правее, и валялся бы я сейчас бездыханным трупом.
Задержал дыхание, чтобы оно не мешало мне прислушаться.
Вот оно…
В воздухе снова запищало, значит сейчас опять полетят шипы. Я вжался в землю, стараясь занимать как можно меньше места.
Главная опасность этой дряни даже не в летящих во все стороны ядовитых шипах. А в том, что приходится слишком быстро двигаться, и велик шанс налететь на еще какую-нибудь дрянь. Вот как я сейчас в синие грибочки.
Когда паутина выдохлась, я осторожно поднялся и осмотрел одежду. Эх, какие у нас все-таки комбезы отличные! Грязь не налипает, не рвутся, не режутся… Если шлем с маской надеть, то эту дурацкую паутину вообще можно было бы игнорировать… Но сейчас я был не в миссии. Так что приходилось мимикрировать. Да и кто бы мне дал это снаряжение? Представляю глаза нашего завхоза, если бы я явился перед его ясны очи и на голубом глазу попросил ссудить мне термуху и комбез. Ну так, чисто разок с товарищем несанкционированно в «тридцать вторую сгоняем…».
Дешманский охотничий камуфляж был весь в грязюке и мокрый. На ботинках налипли жухлые стебли и куски мха. Лицо… Даже думать не хочу, мордой валялся в грязной луже, вряд ли я сейчас выгляжу как Джеймс Бонд…
Синих грибочков не налипло, к счастью. Но отряхивать мусор я все равно не стал.
Вон уже дома впереди.
Можно не бежать, успею и пешком дойти до укрытия. Да и не дострелит тварь уже дотуда.
Рядом с покосившимся забором я замедлился. Посмотреть по сторонам, шаг вперед. Стоп. Направо-налево-вверх. Шаг. Направо-налево…
На самом деле я нарушаю сейчас все мыслимые инструкции, конечно.
Нельзя одному ходить в «тридцать вторую».
Да и вдвоем нельзя. Еще и без плюшки, то есть, я понятия не имею, сколько у меня времени. Но никак по-другому добраться до Хевозера у меня бы не получилось. Нам миссии спускались сверху, самодеятельности никакой не допускалось.
А мои осторожные попытки предложить устроить разведку в этом направлении не привели ни к чему. Пришлось импровизировать. Ну а Федя…
Я зло сплюнул.
Напел мне, урод, что был здесь неоднократно, дорогу знает, проведет, как к себе домой.
Я остановился. Деревня — это, конечно, громко сказано. Тут от силы десяток домов и старый финский амбар. Вот тебе и вся деревня. Домики, правда, неплохие. Сохранились отлично. Если издалека смотреть, то вообще может показаться, что место до сих пор жилое… Пластмассовая кукла валяется, задрав к серому небу ручки и ножки. В стеклянных голубых глазах — боль и тоска. Хозяйка бросила, когда уезжали. Даже живо представилось, как маленькая девчонка пытается отвоевать место в багаже для своей уродливой куклы и ноет. А хмурый отец выдергивает у нее игрушку из рук и швыряет на дорогу. «И так половина багажа твоими игрушками забито, далась тебе эта кукла!»
Что-то зазвенело, как порвавшаяся на гитаре струна. С неба посыпалась белая ледяная крошка. На поваленном столбе — телефон-автомат. Чуть дальше, по почти уже незаметной дороге — свинцовая гладь озера. Нагромождение угрюмых камней, а наверху…
Вот оно.
Кажется, я нашел, что искал!
То самое место, как на черно-белых кадрах старой кинохронике. Даже та самая каменюка, которую шаман в воздух поднимал, сохранилась. Хотя, с другой стороны, что ей будет-то? Теперь дело за малым. Надо найти этот булыжник-пирамидку. И если каменную махину вот так просто в сторону не оттащишь, то вот небольшой сравнительно ритуальный предмет — запросто.
Я обошел плоский камень вокруг. Ясное дело, он снова врос в землю, покрылся узорами мха и лишайника. Уже и не скажешь, что он в воздухе висел.
Ага… Вот где-то тут стоял шаман, если прикинуть, что камера располагалась вон с той стороны. Пирамидки, ясен пень, тут не было.
Я внимательно огляделся.
На самом деле, не сказать, чтобы этот хутор как-то особенно поменялся со времени съемки. Телефона на столбе не было. И вон той бетонной коробки, похожей на барак.
А вот минималистичные домики, амбар, низкие оградки из круглых валунов и заборы и дорожки из посеревшего дерева — все было в точности так же.
