обеим тяжущимся сторонам. — Расскажите-ка мне, уважаемая Анна Афанасьевна, с чего это вы надумали разводиться?
— Как все, так и я…
— Выходит, по-вашему, все разводятся?
— Я не то хотела сказать, — поправилась Нюта — Я хотела сказать, у нас все, как у людей, у других то есть.
— У людей брачные узы и семейный очаг, а у вас картина обратная и малопривлекательная.
— Разве, кроме нас, никто не разводится?
— Почему же… В том-то и беда. Но возьмите, к примеру, молодую пару. По недомыслию сошлись, по недомыслию и расходятся. А вы?
— Там, в заявлении… гражданки Черкашиной все указано, — сказал Егор.
Нюта заплакала:
— Ой-ё-ё-еньки, гра-ажда-анки… Ты чо, Егор?
— Ничего, — отрезал Егор. — Товарищ судья, лично я на развод согласен. Прошу удовлетворить.
— Погодите, Черкашин. Я сейчас опрашиваю истицу. Вам, как ответчику, дам слово потом.
— Добре, — кивнул Егор. Скулы его напряженно побелели.
— В своем заявлении, Анна Афанасьевна, вы пишете, что ваш муж систематически пьет, имеет незаконные связи с женщинами. Насколько это соответствует действительности?
— А кто нынче не пьет? — сказала Нюта. — На то он и мужик, чтобы выпить чарку. А что у него тустепы были, так это давно.
— Какие еще тустепы?
— Такие! Это же редкий мущщина пройдет, если плохо лежит.
— Так он еще и ворует?!
— Кто? — подскочила Нюта. — Георгий?! Да как у вас язык повернулся такое сказать!
— Анна! — прорычал Егор. — Говори все как есть! Да, товарищ судья. Ворую! Совершаю левые рейсы, А деньги трачу на выпивки и женщин! Танцую с ними тустеп! Гражданка Черкашина права, я аморальный тип, таким не место в законном браке!
Судья внимательно посмотрел на него, поиграл авторучкой, обдумывая сказанное:
— Но если вы отдаете отчет в своих дурных поступках, почему бы вам не исправиться и сохранить семью?
— Поздно! — сказал Егор. — Я человек конченый! Я зашел слишком далеко.
— Ирод, ирод… — Нюта залилась слезами. — А на словах так прямо ангел: Нюточка то, Нюточка это… А я-то думаю: откуда он деньги берет? Ну и жулик же…
— Истица, раньше надо было переживать, здесь не место, — одернул ее судья. — Ответчик, давайте попробуем разобраться. С чего все началось?
— С нее, — мрачно сказал Егор. — Как она спуталась с нашим завгаром, так все пошло сикось-накось. — Он повернулся к Нюте. — Было такое?
— Ну и было; так и что? — ответила Нюта. Слезы на ее глазах тотчас высохли.
— А то, что я через эту душевную травму не человек стал! — с неподдельной болью сказал Егор.
— Подумаешь! — воскликнула Нюта. — Убыло от тебя?
— Вот, ей танцульки-вертульки, а мне жизнь опостыла!
— Кто из вас танцевал тустеп? — теряя выдержку, спросил судья.
— Какой еще тустеп! — разозлилась Нюта. — Его уже давно никто не танцует!
— Не морочьте мне голову!
— Вы чо? — Нюта поднялась и грудью пошла на судью. — Сговорились, да? Чего вы мне завгара шьете!
— Гражданка Черкашина! Я сейчас вызову конвой, и вас выведут!
— И пусть выводят! — разошлась Нюта. — Пусть сажают! Все равно я с этим подлецом жить не буду!
— Нет, ты гляди-ка! Товарищ судья, — заговорил Егор, клокоча от негодования, — прошу немедленно нас расторгнуть!
К этому времени порывы ветра достигли уже тридцати метров в секунду. На территории совхоза «Геленджик» рухнули три электроопоры, повреждениям подверглись двенадцать пролетов высоковольтной линии. В парниках выбило стекла, со здания детского сада сорвало крышу.
В эти же самые минуты за дверью, отделяющей кабинет судьи от зала заседаний, послышались крики, возня; дверь отворилась и тут же с силой захлопнулась.
— Что там еще? — в совершенном гневе крикнул судья. — Я занят!
Дверь распахнулась снова, и в кабинет ворвалась Татьяна, всклокоченная, с пылающими щеками. Набросилась на родителей:
— Предки, вы что придумали! Вы с ума сошли?!
Нюта охнула и закрыла лицо руками.
— Выйдь отсюда! — вскочил Егор.
Татьяна ничего знать была не должна. И Егор, и Нюта подумали одновременно не о том, что привело ее, а о том, как она дозналась, что они в суде, и в один голос потребовали ответа:
— Как ты сюда попала?!
— Заявления не надо разбрасывать! — захлебываясь слезами, ответила Татьяна и метнулась к судье: — Товарищ судья! Не разводите их, это все неправда! — Она бросила на стол смятую копию заявления. — Я-то знаю, что это неправда! Они до сих пор спят вместе! Не верьте им, товарищ судья!
Судья побагровел, клацнул кнопкой селектора:
— Люся! Немедленно пригласи дежурного!
В комнате сразу сделалось тихо.
— Вы дочь истицы? — ровным хриплым голосом спросил судья.
— Никакой не истицы! — выкрикнула Татьяна. — Я их, их обоих дочь! Но если они разведутся, они мне больше не родители!
В кабинет заглянул сержант:
— Звали, Иван Иванович?
— Проводите эту юную гражданку на выход, — приказал судья.
— Да пожалста! Я и сама уйду! — Татьяна качнула головой в точности, как полчаса назад это сделала Нюта, и вышла.
— Ну? — сказал судья. Он уже взял себя в руки. — Что будем делать? Истица, может быть, заберете свое заявление?
Нюта, растерянно глядя на него, колебалась.
— Чи взять, чи не взять…
— Если она возьмет, — угрюмо сказал Егор, — я подам. Дело ясное.
— Не знаю, не знаю… — проговорил судья. — Для вас, возможно, ясное, для меня не совсем. А может быть… — вдруг осенило его, — может быть, вы фиктивно разводитесь?
Нюта заметалась взглядом. Егор вздрогнул, но ответил твердо:
— Я вам объяснил. Простить можно все, но только не измену. Я долго страдал, теперь хочу начать новую жизнь. Разводите.
— Ну, люди вы взрослые, уговаривать вас я не буду. — Судья опять ткнул пальцем в кнопку. — Люся! Выпиши повестки! На двадцать… на двадцать четвертое. На двенадцать часов.
Черкашины расписались у Люси в журнале, взяли повестки и вышли порознь: сначала Нюта, потом Егор.
Жадно закурив в коридоре, Егор подумал вдруг, что дело может обернуться настоящим разводом. У него похолодело в животе от неясной еще тревоги и такого же неясного предвкушения свободы, сулящей тоже пока неясные, но, должно быть, приятные перспективы.
3
Нюта ждала его на крыльце.
— Я думал, ты уже ушла! — крикнул он сквозь рев ветра.
— Егор! Может, не надо, а?
Было видно, что она уже овладела собой, одумалась, устыдилась сказанного судье и теперь хотела подтверждения, что все сказанное судье сказано с обоюдным умыслом, ради общей цели. Еще можно было все перевести на шутку, посмеяться над собой и похвалить друг друга за то, что разыграли все как по нотам, как заправские артисты, — еще было не поздно. Медля с ответом, Егор тоже понимал это, но именно этого ему сейчас и не хотелось делать, и нежелание это он в себе переломить не смог.
— Чего тебе не надо? — злобно прокричал он.
