ночь в Париже. — Я не знала…
— Потом потерял тебя, — сглотнул переживание Алексей, всё так же маня пронизывающим печалью взглядом, оторваться от которого Софья так и не могла.
Она слушала его, а сердце билось всё чаще, всё сильнее, принося нарастающую боль тоски…
— Я ждал тебя, но вы покинули Париж через задний двор гостиницы, — подошёл Алексей ближе.
Он взял руку любимой в свою и прикоснулся к ней губами, но взгляда так и не отрывал от глаз удивлённо взирающей милой. Их лица становились невольно ближе. Тепло чувствовалось. Губы манили, и Алексей, не выдержав соблазна застывшей перед ним Софьи, заключил её в объятия, сразу одарив губы крепким поцелуем.
Поражённая подобным порывом, Софья сразу стала вырываться. Оттолкнув его от себя, она влепила сильную пощёчину и стала кричать:
— Подлец! Бабник! Как смеешь?! Негодяй! Ещё смеет трепаться о верности любимой, а сам хватает всех вокруг! Убирайся! Пошёл вон!
Подняв руки, готовый принять любой удар, Алексей молча выслушивал всё…
60 Часть
— Я сказала убираться!!! — проорала Софья, ещё больше раздражаясь, но Алексей не стал больше терпеть:
— Я не уйду, пока не выслушаешь.
— Пошёл вон, подлец! — выкрикнула Софья вновь, желая дать ещё пощёчину.
Алексей схватил её руки, чтобы противостоять и, как бы она ни противилась вырваться или кричать вопреки, говорил:
— Это было невыносимо, осознавать, что не увижу тебя больше. Я искал, ждал, надеялся, судьба подарит мне снова шанс встретить тебя. И вот, в трактире у Саввы ты и нашлась. Как бы знал раньше, приехал бы скоро. О, как я был благодарен судьбе, когда увидел тебя вновь, хоть и боялся, что ты с Саввой, что может в сердце у тебя кто иной. Но всё время сочинял тебе песни, душа рвалась к тебе, забыть не могла. Да, — видел он застывший взгляд Софьи от шока услышать всё это.
Она больше не вырывалась. Она смотрела в его глаза и будто не верила ушам…
— Да, — кивал Алексей, понимая, что его рассказ побеждает ярость Софьи и заставляет изменить своё мнение. — Да, я сочинил все песни тебе. Каждая строчка в них о тебе. Все вокруг не понимали, о ком да кому пою, но когда ты была уже рядом, а я смотрел лишь на тебя, как ты не видела моих чувств?
Опустив медленно руки, Алексей замолчал. Софья отошла в сторону, повернувшись к Алексею боком, но молчала. Она смотрела вперёд, словно осмысливая услышанное.
— Нет на свете никого дороже и нужнее тебя. Никого мне, кроме тебя, не нужно. Всё отдам, всё брошу к твоим ногам. Да, ты ненавидишь, злишься на меня, считаешь развратником, — говорил дальше Алексей, уже не страшась ничего, лишь бы открыться полностью любимой. — Если бы ты только могла поверить, я хранил тебе верность с нашей встречи в Париже… Как ни переубеждали меня друзья, как ни ругали, как ни боялись, что ты — моя муза, окажешься не достойной сей жертвы…. я всегда был и буду твой, Софья.
Она оглянулась, теребя кружева ночного платья, а волнение от всего, что тревожило так долго, стало уступать место странному чувству: то ли сомнение, что всё правда, гложело, то ли осознание, что тайная мечта может сбывается. Почувствовав дрожь и желая как-то её унять, Софья поспешила надеть пеньюар.
Видя, как смутил возлюбленную своим признанием, Алексей медленно подошёл. Он стоял позади неё, а руки тянулись осторожно прикоснуться к её плечам.
— Люблю, — прошептал он, еле касаясь любимой. — Одну тебя… люблю навсегда…
Еле сдерживая в себе вырывающуюся дрожь владеющего трепета, Софья медленно повернулась. Она и сама не заметила, как, но в то же мгновение, заключив друг друга в объятия, они неотрывно целовались. Весь мир закружился. Всё было теперь лишь для них, за них да с ними.
Не желая отрываться от возлюбленной, Алексей скоро расцеловывал уже её шейку, лицо, возвращаясь к губам и сжимая в руках всё её тело. Разгораясь давно терзающим его желанием, Алексей еле сдерживался, но начинающая пугаться такого же желания в себе Софья резко отпрянула:
— Нет!
— Прости, — выдохнул Алексей, покорно отступив.
Он сел в кресло у окна и опустил взгляд. Сев напротив него в такое же кресло, Софья отдышалась, как он, и они снова посмотрели в глаза друг друга. Молча общаясь, оба, казалось, кинуться в объятия вновь, но Алексей сделал попытку сдержаться:
— Я не трону, — прошептал он. — Не трону… Но и уйти не смогу, как не уходил все ночи.
— Что? — не понимала Софья.
— Я следил, охранял, чтобы никто не посмел причинить тебе хоть какую неприятность, — старался осторожно признаться Алексей. — Днём и ночью был твоей тенью.
— Вы, — стала снова взволнованно дышать Софья.
— Ты, — поправил её любимый.
— Я не смогу, — вдруг прослезилась она, слегка удивив ставшего чуть смелее Алексея:
— А когда ругала, смогла.
— Ну, — опустила взгляд она, принимая более гордый вид, но сразу осознала, что сдаётся:
— Ты…. ты сумасшедший.
— Да, — признался любимый и улыбнулся. — Я не один такой, что радует.
Взглянувшая с удивлением Софья не находила слов ответить. Встав перед нею на колени, обняв её колени, Алексей смотрел с такой нежностью, с который всегда пел. Видя его такого перед собой, вспоминая теперь всё, что было да как, она осознала, что его любовь, и правда, была обращена лишь к ней.
— Мне не верится, — прошептала прослезившаяся возлюбленная, и Алексей взял её за руки, поднявшись вместе:
— Это всё так. Я твой и твоим останусь вопреки всему.
— Но другие, — мотала головой Софья, боясь подпускать страх, но тот не отступал.
— Нет, — снова улыбнулся Алексей. — Других нет и не будет.
Он взял её на руки, положив на постель, и их губы снова слились в поцелуе. Нежные, сладкие, манящие продлиться вечность поцелуи не прекращались ещё долго. И снова почувствовав, что силы сдерживать бурю желания слиться воедино, уходят, они оба вздрогнули.
Приобняв милую, Алексей прошептал:
— Прости, что не сказал раньше… Я боялся…
— Чего? — положила ему голову на плечо та, закрыв глаза и наслаждаясь столь неожиданным подарком судьбы — оказаться той самой да именно его любимой.
— Ты говорила, что презираешь, что никогда бы не захотела быть с таким, — припомнил Алексей всё, и Софья с чувством вины покрепче прижалась к нему телом.
Снова одарив губы завораживающим поцелуем, они так и не выпустили друг друга из объятий, вскоре уснув мирным сном. Теперь покой покровительствовал им, а всё, что будет — уже будет не страшно, потому что они — всё-таки вместе…
