Мако. Организовать их. Насколько будет возможно — поскорее обучить. Впереди у нас не одно такое сражение… Вы, кажется, родом из Коугчара, Крабат?
— Да, господин полковник. Даже, было время, работал под вашим началом. Помните, когда мы взрывали камни у входа в бухту?
— Помню, — подтвердил Даурадес. — Вестей давно из дома не получали?
— Как сказать, господин полковник… Давненько.
— Вот и я, тоже самое, давненько, — неожиданно сам для себя сказал Даурадес. Сержанты переглянулись.
— Да ведь все мы солдаты, господин полковник, — пожал плечами Гурук. — Пока не окончена война, наше дело — воевать. А там посмотрим.
— Хорошо. Вопросы, капитан Крабат и лейтенант Гурук?
— Никак нет, господин генерал!!
— Ступайте…
Нас труба призывает
фельдфебельским басом,
Нас молва величает
пушечным мясом,
Просыпаются птицы —
мы снова в пути,
Нас, родная землица,
пойми и прости…
На полях и дорогах
навечно распяты,
Не святые, не грешники —
просто солдаты,
От тревоги к тревоге —
где силы набрать?
И ползет по дороге
усталая рать.
Знамена трещат,
парусами раздуты,
Нам грозу предвещают
чужие редуты,
Смело в ногу — марш! —
ковыляют полки,
Мы взойдем в небеса
как пылинки легки.
Нам осталось — чуть,
нам осталось немного,
Добредём как-нибудь
и до Господа Бога,
То не ангелов плач,
это воронов крик:
"Что наделал ты, грешный,
сварливый старик?!"
Зеркала небес
пугают провалом,
Но только Бога здесь —
никогда не бывало,
Видно, выход в том,
что, седым и чумным,
Нам на небе крутом —
стать богами самим?
Плети молний стегают нас
справа, и слева,
И трещит под ногами
звёздное небо,
Коли так суждено —
выпьем чашу до дна,
А земля в вышине —
остается одна…
Глава 12. Лагерь на развалинах
Спокойно, рыцари, спокойно,
Сигнал получен, дан приказ.
По коням, рыцари, по коням,
В последний раз, в последний раз.
Твой путь сегодняшний измерен
И он судьбу твою решит.
Копьё остро и меч проверен,
Надёжен шлем и крепок щит.
Сверкнул на латах солнца лучик
И клятва произнесена.
Там, впереди — счастливый случай,
А позади — твоя страна,
Несёмся мы лихой громадой,
Плащи и перья на ветру,
Нас ждут победы и награды,
И чаши пенные в пиру…
О рыцарь, брось хмельные бредни,
Весь пыл сражению отдай,
И в каждый бой,
как в бой последний
С холодной яростью вступай.
И пусть не пройдены все беды,
И пусть глумится вороньё —
Надейся, рыцарь, на победу
И верь в нее, и верь в неё!
Боевая песня Кайсти
1
Этим утром Тинч продрал глаза поздно. Он тотчас узнал комнату. Когда-то в этих четырёх покосившихся стенах находилось его собственное жилище — до того, как домик был разрушен смерчем. Переезжая в новое жилище, Даурадес оставил здесь старый продавленный диван, и стол о трех ногах, и даже такую редкость как маленький потрепанный глобус, что не пропал и не сгорел, а, удивительное дело — всё так же стоял, покинутый, на полочке в углу.
Удивительно, но, если не считать старых одеял и мешковины, устилавших полы, — ночи в комнатке-пещерке проводили никак не меньше пяти человек, если не считать, что разбитое окно кто-то старательно заткнул старыми тряпками, — здесь всё оставалось по-прежнему.
Нынешние обитатели дома тихо, стараясь не разбудить неожиданного гостя, покинули ночлег. Впрочем, из-за портьеры, что заслоняла вход, доносились сдержанные голоса и, иногда — поскуливание и добродушное ворчанье того самого пса, о лапы которого Тинч споткнулся ночью.
Углы портьеры приподнимал утренний ветер. Тинч откинул её и оказался в светлом дворике, где меж полуповаленных стен пекли в золе картошку вчерашние знакомые.
При его появлении девочка проворно поднялась. В руках у нее оказался кувшинчик, который она в протянутых руках, не говоря ни слова, с очень серьезным видом поднесла Тинчу. И Тинч, не говоря ни слова, принял кувшин из её рук.
Питьё на вкус было кисловатым — чем-то вроде морса из раздавленных ягод. Такие ягоды можно было в изобилии собирать из-под талого снега на южном склоне холма…
— Есть будешь? — деловито спросила Кайста… Или, теперь уже — Кайсти? Тинч вспомнил, что на языке народа Анзуресса это имя означает "хвостик". И действительно, светлые волосы девочки — ей на вид было лет двенадцать — были убраны сзади в небольшой такой, озорно торчащий хвостик. Вязаная шапочка украшена вышитыми узорами в виде сплетающихся рун и крестиков. Белая рубашка, узкие брючки, маленькие красные башмачки… И — очень-очень серьезный и вопрошающий взгляд.
Тинч отрицательно помотал головой и спросил:
— Где все?
— Пойдем. Ангарайд, ты останешься здесь, — приказала она братишке, который с таким же, весьма сосредоточенным видом копался прутиком в углях костра.
Кайсти набросила на плечи курточку и, захватив стоявший тут же у стены длинный, украшенный резными знаками посох, сделала многозначительный жест — приглашение следовать за собой.
И лишь сейчас, когда она повернулась спиной, Тинч ненароком приметил одиноко выбившийся из-под вязаной шапочки, совершенно седой локон…
Дым, стук и треск летели над побережьем.
— Нет, нет, нет, это никуда не годится! — с удовольствием приговаривал Таргрек, легко уворачиваясь от летящего прямо в грудь острия посоха. Он сам, на первый взгляд — такой массивный и тяжёлый, с необыкновенной грациозностью уворачивался от ударов. — Ну, точнее, точнее! Вот я стою, такая туша, весь перед тобой… Так! Опять не то!.. Ну, начнем сначала. Упор с уколом… Как держишь посох?! Так ты себе все пальцы отобьёшь. А я, между прочим, показывал! Ну-ка, повторим… Так. Так. Та-ак… Ну, мне надоело. Получай, приятель! Вот: раз, два, три! Ку-уда попятился? Я — длиннорукий, близко действовать не могу. Подлезай ближе, дурень! Хорошо. Хорошо! А теперь что? Посох я твой поймал. Чем будешь бить? Кулаком, конечно! Нет, опять не так! Пока ты размахнешься…
— О! — воскликнул он, завидев Тинча. — С добрым
