подсказало, что у меня есть чем ответить на такую силу…
Я — Всеволод… Я — Десятый!
Я могу призвать гораздо больше Тьмы, и вызвать гораздо больше огня! Я никогда не спрашивал у Бездны, сколько сил мне брать. Тем более, когда у меня есть Червонное Кольцо.
Ну, а теперь взрыв!
На моих глазах ледяная равнина вокруг начала таять. Посветлела снежная метель, и две луны в небе плавно стали превращаться обратно в синие глаза на прекрасном лице.
Агата была удивлена, потому что на её жизни ещё никто не мог остановить предсмертное заклинание душевного холода. Но сказала она другое:
— Я не могу сопротивляться яду!
— Я знаю, — усмехнулся я.
А потом Агату охватила та самая страсть… И я, обнимая изгибы её тела, медлить не стал.
* * *
Ну да, купол «кровавого барьера» — место не самое подходящее для любовных утех. Снаружи ждут уродливые упыри, и злобно чахнет коварный Тёмный Жрец… И он, кстати, наверняка бесится, глядя, что творится за «барьером».
А за «барьером» бросскому варвару, далёкому от магии, открывали магический источник. Так-то холод и огонь — практически противоположные стихии, но, как выразилась Агата, так даже лучше.
Кстати, яд «тёмного желания» тоже выгорел из крови колдуньи, причём даже раньше, чем растаял душевный лёд. И я Агате об этом обязательно скажу, но потом…
Глава 26
Есть у богов одна нехорошая черта характера. Они лезут в человеческие жизни, иногда не разбираясь, на пользу это вмешательство или нет.
Не успел я насладиться прекрасным телом Агаты, как моё сознание снова выкинуло в ту ледяную пустыню, которую я до этого усиленно размораживал и магией, и, собственно, телом.
— Смердящий свет! — вырвалось у меня, когда холод снова проник в каждую клеточку моего организма.
Каким-то краем разума я понимал, что это Агата таким образом ищет источник магии. Я — огонь, а она — лёд. Там, где лёд превратится в воду, и находится источник огня…
На мгновение я подумал, что, возможно, душа Агаты снова падает в вечную мерзлоту, только уже вместе со мной. Но вдруг сквозь снежную метель показались две яркие луны, превращаясь в огромные зрачки серебристого цвета, и я ощутил на себе пронзительный взгляд.
Эти глаза принадлежали не Агате…
— Значит, ты вернулся, муж мой?
Голос Моркаты звенел и гудел посреди метели, словно ветер, воющий в вышине. Он и был ветром — каждое слово богини луны и холода било в меня ледяным порывом, заставляя моё сердце сжиматься от мороза.
Ветер бил в лицо, налепляя снег, и я подумал, как это всё же странно… Где-то моё тело сейчас обнимается с колдуньей, а разум здесь мёрзнет, общаясь с богиней.
Морката, получается, застукала воплощение Хморока с другой женщиной. Наверное, нас не спасёт даже «кровавый барьер».
Я расправил плечи, выпрямляясь. Ещё не родилась та богиня, которая заставит Десятого бояться…
Ветер захохотал, закручиваясь вихрями. Морката веселилась.
— Я не помню ни одной послушницы из своих монастырей, которую обошёл бы стороной Хморок, — сказала богиня.
Да, было бы удивительно от холодной северной богини ожидать такого горячего темперамента, как от южных Мавши и Сияны.
Морката явно услышала мои мысли и прошипела с ненавистью:
— Не бойся, Хморок. Когда я их встречу, выцарапаю им божественные глаза. А тебе оторву твой… кхм… темперамент.
Мне пришла в голову мысль, что, возможно, я не совсем понимаю отношения между богами и людьми. Ведь в сторону Агаты богиня не показала никакой ненависти.
— Любая жрица, которая возносит мне молитвы, это часть меня. Странно, что ты этого не помнишь, Хморок… Хотя не удивительно, ведь ты — мой муж, но в то же время — ещё нет.
— Здравствуй, Морката, — произнёс я, хотя из-за воя ветра почти не слышал своего голоса.
— Ты всё ещё не его воплощение, — зрачки приблизились, — Но за тобой уже охотятся.
— Знаю.
— У меня мало времени. Яриус не терпит меня на юге, и без тебя я давно стала слабее.
— Говори, — без лишних вопросов сказал я.
— Паладины Яриуса заполонили весь север, они пытаются попасть в Бросские горы. Скоро будет война, броссов обвинят в предательстве, их много погибнет.
Я поджал губы. Мне, как Всеволоду, в общем-то было наплевать на броссов. Тем более, Отец-Небо прямо сказал, что где-то «текут реки бросской крови, а где-то важна одна капля». Вот я и спасаю каплю… ну, то есть, лучевийскую принцессу.
Но меня, как Малуша, новость тронула очень близко. И кулаки сжались, задрожали в желании схватить оружие и бежать защищать родной край. Правы или не правы броссы в этой войне, вообще не имело сути.
Отец-Небо и об этом говорил. «Слушай своё сердце».
Морката засмеялась. Она явно была удовлетворена тем, что увидела в моей душе.
— Ты был прав, когда хвалился мне своими народами. Ты говорил, что из их крови нельзя выжечь пламя, что именно броссам уготовано остановить Вечную Ночь.
Я промолчал. Вот и северная богиня подтвердила, что Хморок, хоть и бог мрака, совершенно не горит желанием погружать весь мир во Тьму.
— Мы оба знаем, что тогда этого мира не станет. Чем тогда повелевать? Что это за боги, которые лишены своих миров?
Я кивнул. Логично.
Впрочем, я знал двух таких богов. Бездна, которая сгубила не один мир. И Небо, которое пытается везде её остановить…
— Это ведь Яриус захотел Вечного Дня, помнишь? Его паладины теперь всюду, и неудивительно, что ты появился на юге — там безопаснее. Лезвие Губителя исчезло из твоего храма, ты знаешь?
— Эээ… — вырвалось у меня.
— Я вижу, что один камень с лезвия ты уже нашёл.
Ох, не люблю я такие разговоры… Ну же, тугодумный варвар, думай давай, что ты уже нашёл⁈
Морката молчала. Две луны висели надо мной, чуть не исчезая за вьюгой, и воющий ветер словно насмехался надо мной.
Я нашёл один камень… А где? Ничего я не находил, это знаю точно. Но если богиня, при этом ещё и моя жена, говорит, что у меня уже что-то есть, то оно у меня точно есть. Жёны разбираются в таких делах даже лучше мужей…
Одна мысль билась в уголке сознания, и я, привыкший доверять интуиции, обратил на неё внимание. И сразу вспомнил про сумасшедшего послушника, который сидел со мной в темнице.
Он говорил про что-то, спрятанное
