то ужаса, не то радости.
«Да нет… Показалось…»
По её телу медленно расплылось ощущение странной, чуть отдававшей возбуждением уверенности. Будто она приняла решение, над которым долгое время раздумывала. Тяжёлое, но единственно верное.
«Но ведь я ничего не обдумывала…» — подумала Света.
Хотя она и сама понимала, что это неправда. Есть вещи, о которых думает глубинная, звериная часть нашего рассудка. Сознание впадает в ступор, отключаясь, а подсознание в этот момент трудится. Трудится, принимая на себя тяжесть ответственности, на которую никогда не согласился бы разум. Света поднялась на ноги и, проигнорировав выключатель, шагнула в полный дрожащих теней коридор. Её тело уже знало, что нужно делать.
84.
Кате всегда казалось, что проткнуть человеческую плоть ножом чертовски тяжело. Что остриё клинка с заметным усилием преодолевает сопротивление эластичной кожи, а мышцы и связки твёрдые, как пластик. Поэтому глубоко в душе она даже удивилась, когда клинок легко и не встретив особенного сопротивления, по самую рукоять вошёл в дряблую Пашкину плоть.
Сумасшедший завыл и вздрогнул всем телом. Гримаса боли исказила его и без того изуродованное лицо. Кровь струёй полилась Кате на руку, но пальцы не разжались на рукояти и не дали ей выскользнуть, когда Пашка резко двинул бедром. Клинок выскочил из его тела, как из растаявшего масла.
Девушка надеялась, что он вскочит с неё или откатится в сторону. Что он попытается зажать рану руками и, хотя бы на мгновение, забудет о ней. Но даже истекая кровью, Пашка не остановился. Беспорядочные и бессмысленные движения тазом участились, дыхание сбилось и вырывалось из распахнутого рта вместе с капельками крови, падавшими Кате на лицо. У него так и не получалось войти в неё, и это будило ярость, придававшую ему сил.
— А! — коротко выкрикнула Катя.
И дурачок, словно откликнувшись на этот звук, мгновенно сжал её горло руками. Катя ощутила, что Пашка нечеловечески, чудовищно силён. Он комкал её горло, как мягкую глину. Девушка чувствовала, как дыхание перехватывает, и пульс начинает стучать в висках. Вернулась боль. Причём одновременно во всём теле, заныл каждый ушиб, каждая ссадина. Сломанные рёбра застонали и заскрипели. Левая рука отнялась и повисла плетью. Катя не могла больше даже хрипеть, не говоря уж о криках…
Подвижной оставалась лишь правая рука. Кисть, всё ещё сжимавшая деревянную рукоять, онемела и потеряла чувствительность, но всё ещё слушалась команд мозга. Она как будто увлекала за собой всю остальную руку, заставляя сокращаться измучанные Катины мышцы.
Правая рука плавно отошла в сторону. Чуть поблёскивающий клинок едва заметно дрожал. Пашка особенно яростно двинул тазом между Катиных ног, но так и не смог добиться желаемого. Насильник издал разочарованное ворчание. И Катя ударила.
Ворчание мгновенно перешло в пронзительный визг. Руки на шее девушки сжались в последний раз, едва не выдавив из неё жизнь, и разомкнулись. Пропитанный отвратительной вонью воздух ворвался в её лёгкие. Пленница жадно вдыхала его, наслаждаясь тем, как он течёт холодным, обжигающе холодным потоком по её глотке. Она не чувствовала ни миазмов разложения из зловонной дыры в полу, ни густого запаха крови, за последние минуты пропитавшего тесную камеру… Она вдыхала спёртый воздух, поражаясь его сладости, и неосознанно ликовала, слушая Пашкины истеричные вопли.
И всё это время её рука двигалась, не переставая. Клинок-кровопийца полосовал Пашкино брюхо, вспарывая его раз за разом. С каждым ударом девушке становилось всё сложнее двигать рукой, но и остановиться она не могла. Противник оказался пугающе упорен в своём желании жить. Он даже попытался схватить нож за лезвие, чтобы вырвать его из Катиной руки, и ей пришлось приложить огромное усилие, чтобы удержать скользкую от крови рукоять. Острая сталь располосовала кисть дурачка до кости, и девушка сумела нанести ещё несколько слабых ударов. Последний даже не смог преодолеть Пашкину кожу, и лишь оставил у него на боку длинную кровавую царапину.
Мышцы свело, и Катина рука, наконец, упала. Пленница тяжело дышала, хрипя повреждённой глоткой и пытаясь сглотнуть, но во рту не осталось слюны. Боль, на которую ей больше не удавалось не обращать внимания, волнами скользила по её телу, задевая каждый нерв, каждую связку и мышцу… Она внезапно ясно осознала, что уже почти мертва. Скорее всего она погибнет под жирной тушей сумасшедшего паренька, науськанного отцом-маньяком. Если бы не боль, Катя бы рассмеялась.
А Пашка всё ещё жил. Потеряв целую реку крови, и продолжая её терять. С уничтоженным лицом. С располосованным боком и повреждёнными широким клинком внутренними органами. Он сидел на Кате верхом, больно вжимая её таз в койку, пытался зажимать руками страшные раны на боку и выл на одной низкой ноте:
— Аы-ы-ы-ы… Аы-ы-ы-ы…
Катя попыталась вывернуться из-под его туши, но не смогла, сил на это не оставалось. Ноги не слушались, раны саднило так, что приложить даже крохотное усилие, чтобы пошевелить рукой, у неё уже не получалось. Тихонько скуля и плача, девушка расслабилась, оставив попытки вырваться. Она и так сделал куда больше, чем могло бы быть в человеческих силах…
— Ш-ш-ш-шен… — прошипел Пашка, вперив мутный взгляд в свою жертву.
Отпустив рану, зажимать которую с самого начала было бессмысленно, он качнулся вперёд. Чтобы удержать равновесие, Пашка ухватился рукой за стену, и оставил на сером бетоне кровавую полосу.
— Ш-ш-ш-ш… — продолжал хрипеть он, опускаясь всё ниже и ниже, скаля осколки зубов и тараща заплывшие глаза.
Кате вдруг почудилось, что он собирается поцеловать её. Или укусить. Или сделать и то, и другое вместе. Как финальное, предсмертное унижение. Пашка медленно скользил вниз, плавно приближая то, что осталось от его лица, к лицу Кати. С отчаянным криком пленница всё же смогла напрячь правую руку. Та неохотно двинулась, дёрнулась… и снова упала на пол. Больше она не сможет нанести ни одного удара, девушка понимала это, но не могла допустить, чтобы окровавленный монстр притронулся к ней.
Отчаянно извиваясь, Катя подтянула в себе руку со ставшим вдруг невероятно тяжёлым клинком, по-прежнему намертво зажатым в кулаке. Пашка подобрался уже так близко, что она опасалась, что попросту не успеет сделать задуманное…
85.
Дядька Митяй и сам не понял, где оказался. Только что он как мог быстро ковылял по улице, изо всех сил стараясь не упасть на мокром и скользком щебне. Голова кружилась от напряжения, но он точно знал, что не сбивался с пути. И вдруг под ногами захлюпала жидкая грязь, какая бывает, когда ливень размывает чернозём. Он догадался, что случайно свернул на чей-то участок. Хотел было вернуться назад, но побоялся это делать: преследовательница
