двинуться, как одним лишь молниеносным движением, Женя вернулся в прежнее положение, пригвоздив тем самым мое тело к матрацу. Лицо Волкова теперь находилось прямо напротив моего, его голубые глаза сверкали праведным гневом, впрочем, на мой настрой это никак не повлияло.
Не желая сдаваться на милость этого диктатора доморощенного, я сделала несколько безуспешных попыток выбраться из-под тяжеленного тела, намертво придавившего меня к постели.
— Отпусти, — процедила я, убедившись, что бороться с ним физически — бесполезно.
— Уже разбежался, — он рассмеялся, убирая мои руки со своих плеч и пригвождая их к подушке, — я не много на себя беру, Ангелочек, просто моя девушка здесь жить не будет.
— Не помню, чтобы давала согласие быть твоей девушкой.
— Давала, — довольно проурчал Женя, обжигая теплым дыханием мое лицо.
— Это когда же?
— Где-то пару минут назад, когда громко кончала на моем члене с моим именем на губах, — посмеиваясь, ответил Волков.
Не держи он мои руки, я бы точно его стукнула. По голове. Сильно.
— И что, каждая девка, кончавшая на твоем члене, автоматически становилась твоей девушкой? — в груди что-то кольнуло, что-то черное, нездоровое, неправильное.
— Ты — не каждая, — совершенно просто заметил Волков и осторожно, почти невесомо коснулся губами уголка моих.
— И где я, по-твоему, должна жить? — я упрямо стояла на своем, пусть и хотелось прижаться к нему всем телом, примкнуть к губам и снова забыть обо всем на свете.
— В городе, в квартире, — как ни в чем не бывало ответил Женя, вызвав тем самым во мне очередную бурю негодования.
— А ты не думал, что мне это не по карману, умник? — возразила я, и снова дернулась в попытке освободиться из стальных оков.
— Мне по карману, — твердо заявил он, одарив меня серьезным взглядом.
— Причем тут твой карман?
— Ангел, вот ты вроде не дура, но такая дура, — он вдруг захохотал в голос, да так громко и заразительно, что я невольно последовала его примеру.
— Сам дурак, — еле сдерживая смех, выдавила я из себя. — Жень, я серьезно, меня устраивает мое жилье, и я не собираюсь переезжать.
— Ты, кажется, не поняла, малышка, я не спрашивал, собираешься ты или нет, здесь ты жить не будешь, Ангелочек.
— Ты перегибаешь, мы с тобой…
— Лучше сейчас закрой рот, потому что из него явно ничего хорошего не выйдет, — совершенно бесцеремонно меня перебив, нагло заявил Женя, — хотя знаешь что?
— Что?
— Пожалуй, я сам тебе его заткну.
Прежде, чем я успела опомниться, он обрушился на мои губы требовательным и нетерпящим никаких возражений поцелуем, подавляя любое «нет», впрочем, его и не было. Обреченно застонав, я поддалась этому бешенному напору. Зарываясь пальцами в густые светлые волосы, я позволяла наглому засранцу целовать себя так, что мозги окончательно превращались в кисель, а сознание уплывало куда-то очень далеко.
— Малышка, ты такая…
— Какая?
— Охренеть какая.
— Красноречиво, — заключила я, оставив короткий поцелуй на его губах.
— Вообще, у меня довольно большой словарный запас, отец, как-никак филолог, так что я даже книжки умные читал, — с улыбкой на губах, заявил Женя.
— Ты и читать умеешь? — наигранно удивившись, произнесла я, чем заслужила еще несколько минут терзаний моих губ и парочку болезненных укусов.
— Язвочка моя.
— Ну тебе ведь нравится.
— В душ пойдем? И я это… есть хочу, пиздец, ты готовить умеешь?
— А может тебя еще с ложечки покормить? — я прифигела от такой наглости.
— Ладно, я, вообще-то, и сам умею, ну так что, в душ? — он вдруг приблизился к моему уху и тихо зашептал: — хочу закинуть твою красивую ножку себе на плечо и хорошенько тебя вылизать, ты так стонешь, ммм…
— Женя! — вспыхнув от столь откровенного заявления, я едва ли не задохнулась.
— Что? Я же сказал, что голодный…
Глава 28
— Женя, Женечка, — ее стоны рвали меня на части, а тонкие пальчики, зарывшиеся в мои волосы и вовсе лишали рассудка.
Горячая моя девочка, чувствительная. Я знал, что с ней будет остро, за гранью, но даже близко не представлял, насколько. Мой ангел, моя маленькая стервочка, вывернувшая наизнанку мой воспаленный мозг. Каждый ее стон, словно долгожданная доза. Кажется, я окончательно превратился в долбанного наркомана.
— Давай, ангел, бля…
Ее запах сводил меня с ума и, кажется, я готов был вечно стоять на коленях, с ее ножкой на плече, вылизывая каждый миллиметр ее нереальной девочки. Одурманенный ее вкусом, я окончательно потерял связь с реальностью. Была только она — моя малышка, и ее тихое, едва слышное «Женечка».
Ну как тут не слететь с катушек? Я же дурею рядом с ней, с тормозов слетаю. Подгоняемый ее стонами, словно оголодавший, напрочь обезумивший зверь, я продолжал изводить ошалелую и уже неконтролирующую себя малышку, вылизывал ее словно в последний раз, кайфуя, как торчок, вливший в кровь очередную порцию героина.
Нет. Это однозначно лучше любого наркотика. Кайф, чистый, ни с чем не сравнимый кайф, разливающийся по телу.
— Да, девочка моя, давай, покричи.
Продолжая ласкать языком ее маленький, нереально красивый клитор, я медленно, словно дразня, ввел в нее указательный палец, водя по кругу и заставляя ангелочка дрожать всем телом, больше не сдерживая стоны, кричать в голос, содрогаясь в третьем по счету оргазме. Вот так, малышка, только так и только со мной.
Убью, бля, любого, кто в ее сторону посмотрит, размажу.
— Пиздец.
Дождавшись, пока утихнут последние отголоски ее оргазма, я, словно пьяный и до предела возбужденный, с трудом поднялся на ноги.
Нельзя, сегодня больше нельзя ее трогать, правда, проще сказать, чем сделать. Как? Как мне остановиться, как не взять ее в этой, размером с коробку от холодильника, кабинке? Такую манящую, размякшую после полученных оргазмов?
Воображение тем временем услужливо подкидывало все новые и новые картинки. Вот я разворачиваю ее спиной, чуть надавливаю между лопаток, вынуждая прогнуться и выставить охрененную попочку, вот обхватываю ладонью член и…
Бляяя…
— Что? — недоуменно хлопая ресницами, вдруг спросила Лина, а я понял, что последнее произнес вслух.
— Хочу тебя, пиздец, как тебя хочу, — рассмеялся я, взглядом указывая свой, в полной боевой готовности, член.
— И что тебе
