своего стула и подошла к Шэнли, сначала осторожно, а затем более решительно погладила по спине.
— Позволишь? — и не дожидаясь ответа взяла его за руку, и принялась осторожно стирать кровь по краям ран своим платком. Пусть в этом и не было большого смысла: раны давно зарубцевались и закровоточили только от движения. Но, в моем случае и это хлеб.
— Шэнли, — проговорила нежно и немного растрепала его шевелюру, стараясь избегать плотной повязки, которой были замотаны глаза.
Кажется, его мои осторожные действия немного успокоили, и он принял менее напряженную позу, чем я успела воспользоваться и уселась ему прямо на колени. Он, откровенно признаться, обалдел.
— Шэнли, я не хочу быть королевой, — я продолжала наглаживать его по плечам, кажется, так мои слова мягче ложатся на его убеждения. — Там, в замке, я сделала все, чтобы люди могли работать и от меня не зависеть. Понимаешь?
— Но так нельзя, — убежденно проговорил этот упрямый осел.
— Шэнли, мне все можно.
Сказать или не сказать?!
— Я вообще не из этого мира, понимаешь? Мне далеки ваши ценности, короли, титулы.
— Не из этого? — он нахмурил брови, я была готова к любой реакции, вплоть до негативной, вроде: «Фу, гадость. Поди прочь!», но нет мне попался адекватный мужчина: — Я что-то подобное и предполагал, и это теперь многое объясняет. Но все равно, так нельзя.
Я закатила глаза. Достал.
И поцеловала…
Помнится, до этого он целовал меня без моего разрешения: «Лови ответочку, дорогой!»
Глава 33
Так упоительно было его целовать и чувствовать ответные поцелуи, что я потеряла счет времени и, когда наконец смогла оторваться от его губ, решила глотнуть чай — он был холодным. С его колен спрыгивать не собиралась, мы так и продолжали сидеть вместе, я по-прежнему в его крепких объятиях, и пить остывший — признаюсь, невкусный напиток.
— Вот теперь ты понимаешь, почему я не хочу уходить, — я его еще раз быстры поцеловала в губы, ну чтобы не заводил по новой старую песню.
Он из тех людей, которые слушают, слушают, а потом все равно делают все по-своему. Вот я и решила, прожужжать ему все уши, что без меня "ну, никак", а мне без него. Не знаю, это ли называется пресловутой женской хитростью, но кажется, страх потери стал частью моей сущности.
— Я уберу со стола.
Поднялась, быстро собрала кружки и направилась за ширму. Вода была холодной, но это не помешало мне быстро ее помыть и вернуться.
Шэнли не было. Сердце пропустило удар, я выбежала к лестнице, испуганно вскрикивая:
— Шэнли… Шэн…
Кажется, наверху послышался грохот, и я бросилась туда, но мне на встречу уже выскочил мой мужчина. Как он ориентировался — не понимаю, но он быстро схватил меня за предплечья и притянул к себе.
— Катя, ты чего? — удивленно проговорил он, прижимая меня к себе.
— Думала, ты ушел… — словно в детстве отца, сейчас я обхватила Шэнли за талию и крепко прижалась щекой к его плечу.
— Глупая… — усмехнулся он и, взяв меня за руку, повел в комнату. — Спальня у меня одна, как-нибудь уместимся на одной кровати. Ты ж не против?
«Я? Еще спрашиваешь!», а сама тихо добавила, скромно:
— Нет, не против.
В комнате мы быстро привели себя в порядок, я ополоснулась в лохани, которая располагалось в специальном закутке, там же, за ширмой был пристроен местный, деревянный аналог унитаза и стояла большая ванная — роскошь, по местным меркам. Затем, подумав, переоделась в свободное платье, подобранное специально для сна.
Шэнли на время моих сборов куда-то ушел и вернулся только после того, как я самостоятельно расстелила постель и, укутавшись в покрывало по самый нос, ждала его с упорством всматриваясь в темный прямоугольник дверного проема.
И он пришел. Тихо разделся, так же поплескался в «закутке» и присоединился ко мне. Поцелуя на ночь я так и не дождалась, но мне и вечерних вполне было достаточно.
Наверное, впервые я так хорошо выспалась, без сновидений и волнений. Проснулась в полумраке от легких поглаживаний по лицу, едва заметных.
Не сразу, но стоило глазам привыкнуть ко мраку, рассмотрела как Шэнли лежит на боку, полностью развернувшись в мою сторону и гладит. Повязка на глазах слегка сбилась и я увидела небольшие шрамы от ожогов на висках и под волосами, словно паутинка, но она была настолько не заметна, что я сразу перевела свое внимание на что-то более увлекательное — нежное проглаживание и затаенную в бороде улыбку.
— Ты похудела… — прошептал он, проводя по моей скуле большим пальцем.
Я не нашла что сказать, просто продолжала пятиться на него.
— И волосы стали другими… и я тоже… скучал…
Последняя фраза была настолько тихой, что вполне могла послышаться, но последующие крепкие объятия развеяли все сомнения. После этого я вновь уснула. Кажется, я в таком положении готова поспать вечность.
В следующий раз проснулась резко и не могла понять, что меня разбудило. В комнате было светло, значит, уже день.
Через некоторое время тишины до меня донесся грохот и сдавленное ругательство. Вскочила — что-то случилось, — и босиком по каменному полу побежала в направлении ванного уголка, откуда доносились эти звуки.
Резко остановилась в дверном проеме. Шэнли стоял ко мне спиной руками опираясь на уже знакомую мне лоханку, и раздраженно сжимал ее края. Я не спешила к нему подбегать с криками, остановилась, оперевшись плечом об дверной проем, принялась с любопытством рассматривать его спину. А там было все грустно: те же паутинки шрамов, что слегка коснулись век и кожи на шее, покрывали практически все спину, неудобно стягивая кожу. Прошло уже достаточно времени и все ожоги уже зажили, но, Боже, какую боль он, видимо, тогда испытал. Бедный мой, бедный.
Он слышал, что я нахожусь здесь, только не спешил предпринимать никаких действий, по-прежнему стоял в напряженной позе, давая мне в подробностях рассмотреть свою спину. Может, надеялся, что сбегу. Ага, разбежалась — бегу и тапки теряю.
Тихо подошла к нему и заглянула за плечо.
— Могу помочь — вкрадчиво сказала. Конечно, это же Шэнли — откажется. Но я могу собой гордиться: мой голос звучал довольно обыденно без дрожи, без слез жалости. Расту, однако!
— Помоги, — он уверенно кивнул, а затем, не поворачиваясь ко мне лицом, выбежал из комнаты. Я растеряно опустила руки и с шоком уставилась на слегка мутную воду в лохани, где на дне лежал опасный нож для бритья.
