Дунешь, плюнешь, толкнёшь, и он тут же развалится. Как карточный домик. Как башня из доминошных костяшек. Как хижина из картонных коробок…
- Мы можем его убить?
- Нет, – покачала головой ведьма. – Призраков убить невозможно. Их можно развоплотить, но на это способен только судья.
- Чёрный шар?
- Да. Архонт Главк и такие, как он.
- А мы?
Лара пожала плечами:
- Если Сар’хак примет свою настоящую ипостась, то шанс есть. Но я полагаю, он не настолько глуп.
- А какая она, его ипостась?
- Понятия не имею. Я видела только пламя и вихрь. Но это его призрачная форма, а истинная, скорее всего, другая.
- Жаль. Было бы неплохо попробовать.
- Попробовать что?
- Морду ему набить, вот что.
- Зачем? – удивилась Лариса.
- Чтобы поговорить.
- То есть, чтобы поговорить, надо сначала подраться?
Я ухмыльнулся.
- У нас по-другому нельзя. Пока в морду не дашь, никто и не почешется.
Ведьма презрительно фыркнула.
- Узнаю мужское начало. Сначала ударить, потом разбираться. У вас и магия вся на этом построена.
- Опять будешь агитировать за женскую?
- Ничего я не буду, – рассердилась Лариса. – Сам разберёшься, не маленький. Только учти, ошибёшься с выбором, обратно уже не вернёшь…
** *
Идти оказалось недолго, минут пять или шесть. Тропинка несколько раз повернула, и за очередным поворотом нашему взгляду открылся чёрный на фоне желтовато-зеленых гор вход в пещеру. Мальчишка, не останавливаясь, прошмыгнул внутрь.
- Думаешь, нам точно туда? – с сомнением проговорила Лариса.
- Если боишься, можешь остаться здесь. Я и один схожу.
- Ничего я не боюсь, – буркнула ведьма. – Просто это может оказаться ловушкой.
- Может. Согласен. Но я всё равно пойду.
- А я тебя одного не пущу.
Девушка ловко обогнула меня и первой проникла в пещеру.
Я мысленно усмехнулся и шагнул следом.
Человеческие ловушки призракам не опасны, а разведка ещё никому не мешала.
Подозрения не подтвердились. Препятствия и ловушки в пещере отсутствовали.
Короткий, шагов на двадцать, каменный коридор заканчивался небольшим гротом.
Рассеянный солнечный свет проникал в него через пару прорубленных в горной толще окошек-отверстий. Парнишка-монашек улёгся прямо на каменный пол под одним из них и замер, как неживой. Его кувшин уже стоял у противоположной стены. Там же на грубой циновке сидел старый, очень старый монах и словно бы спал.
Когда мы вошли, он даже не шевельнулся.
- Мир тебе, ла, – кашлянул я, привлекая внимание.
Глаза старца слегка приоткрылись.
- Мир.
Голос у монаха оказался довольно скрипучим.
На всякий случай я сложил ладони в молитвенном жесте и высунул «по-тибетски» язык.
Рука хозяина «кельи» медленно поднялась и указала на циновку напротив.
- Не вздумай садиться на корточки, на колени или ногами вперёд, – шепнула мне Лара. – Это считается неприличным.
Я кивнул и уселся перед отшельником, сложив ноги так, как полагается по местным обычаям, она на другую, крест-накрест. У нас это называется «по-турецки».
Старец взял чашку, налил из кувшина воды и протянул её мне.
- Зачем ты пришёл?
- Обмакни в воде безымянный палец и брызни щелчком вверх, вниз и перед собой, – снова подсказала Лариса. – Это будет означать твоё уважение небу, земле и предкам.
Я сделал всё, как она сказала, потом пригубил из чаши и поставил её на землю.
- Я ищу.
Монах долил чашу доверху.
- Что?
Я сделал ещё глоток.
- Не знаю.
Отшельник снова долил.
- Как же тогда ты поймёшь, что нашёл?
На этот раз я осушил чашу до дна.
- Это я тоже не знаю. Но думаю, что пойму.
Монах внимательно посмотрел на меня своими выцветшими глазами.
- Когда я родился, меня назвали Цэрин. Просто Цэрин. Пятьдесят лет я искал знания, и меня стали звать Туичен-Цэрин – Цэрин из Туичена. Следующие сорок я искал истину, и меня звали Цэрин-гоче – Цэрин с большой головой. Небо свидетель, я добился многого в жизни, но не нашёл главного. Я не нашёл себя и теперь снова зовусь Цэрин, просто Цэрин, – старец секунд пять помолчал и тихо продолжил. – А ты? Ты себя уже отыскал?
Я наклонил голову.
- Думаю, да. Определенно, да.
Щелкнула пластиковая застёжка. Я вынул из сумки книгу и передал отшельнику.
- Я не нашёл в ней знаний. Я не нашёл в ней истины. Я нашёл только вопросы.
Старик раскрыл книгу, подслеповато прищурился, потом резко захлопнул и вернул её мне.
- Я понял. Ты идёшь в обратную сторону.
- Это хорошо или плохо?
- У каждого в жизни своя дорога. Но только человек может остановить колесо сансары.
Я невольно поморщился. Наш разговор начинал походить на соревнование между двумя философами-абсурдистами.
- А кто тогда он? – я указал на лежащего под окошком мальчика. – Зачем он здесь? Он тоже чего-то ищет? Или уже нашёл?
Отшельник устало вздохнул.
- Как-то раз к одному мудрецу пришла молодая женщина. Сквозь слезы она рассказала старцу свою историю. «Я не знаю, что делать. Всю жизнь я относилась к людям так, как хотела бы, чтобы они относились ко мне: была искренней, открывала им душу. По возможности я старалась делать всем добро, не ожидая ничего взамен, помогала, чем могла. Я действительно делала это всё безвозмездно, но взамен получала зло и насмешки. Мне обидно до боли, и я просто устала. Умоляю, скажите, как мне быть?» Мудрец выслушал женщину и ответил: «Разденься догола и пройдись нагой по улицам города». «Простите, но вы, наверное, сошли с ума или шутите! Сделай я это, неизвестно, что ожидать от прохожих. Глядишь, кто-то ещё надругается надо мной». Мудрец встал, отворил дверь и поставил на стол зеркало. «Ты стыдишься выйти на улицу нагишом, но тебе почему-то вовсе не стыдно идти по миру с обнаженной душой, раскрытой, как эта дверь, нараспашку. Ты пускаешь туда всех кому не лень. Твоя душа – это зеркало, именно поэтому все мы видим отражение самих себя в других людях. Их душа полна зла и пороков – именно такую безобразную картину они и видят, когда заглядывают в твою чистую душу. Им не хватает силы и мужества, чтобы признать, что ты лучше их, и поменяться. К сожалению, это удел только поистине смелых…»
- По-моему,
