— Ах вот ты как?! — рассмеялась Наташа и просила в него подушкой, — Это грубое, преднамеренное перевирание классики!
— Или он на дуэли убьёт соперника, а потом загонит лошадь до смерти, чтобы догнать любимую? — не унимался Страхов.
— Да хватит уже! — смеясь, приказала Наташа.
— Или уедет за границу, чтобы потом припасть к её замужним ногам? — гоготал Страхов, — Выбери фильм, я могу так делать весь день, — хитро сверкнув глазами, сказал он.
— Ладно — ладно, — согласилась Наташа и прибавила деловитым тоном, — А говоришь, что ничего не читал.
— Не настолько ничего не читал, — притворно-оскорбленным голосом проговорил Страхов, — Или ты думала, что я прочёл Колобка, решил, что это вершина литературного творчества, и больше не брал в руки книги?
Наташа кокетливо улыбнулась, и ее глаза заблестели.
— Лена написала мне, что завтра уезжает, — сказала Наташа и пристально поглядела на Страхова, — Ты к этому имеешь какое-то отношение?
— Самое прямое, — торжествующе улыбнулся он.
— Ты невыносим, — воскликнула Наташа и, вспомнив его внезапный вопрос, догадалась, — Говорил с ней о Гегеле?
— Совсем нет, только один раз упомянул.
— Кстати, об Олеге, — изменившись в голосе, промолвила Наташа, — Мне показалось, или он пытается ухаживать и Леной, и за Машей одновременно?
— Не показалось, — виновато произнес Страхов.
— А ты не хочешь его остановить?
— Я уже несу ответственность за одного своего друга-раздоблая, второго не потяну, шея перегнется, — саркастично ответил Страхов и похлопал себя по плечам.
— Неожиданно, — изумившись, прошептала Наташа.
— У Маши хватит ума не приближаться к нему, — уверенно заявил Страхов, вспомнив об очарованном Денисе и его рассказе об их первом свидании.
— А у Лены — нет. — задумчиво протянула Наташа и добавила, немного помолчав, — откуда у тебя такие друзья, как Олег?
Страхов пожал плечами и сказал:
— Денис не такой.
Наташа кивнула и рассеянно проговорила, глядя в открытое окно:
— Ещё интереснее вопрос, откуда у меня такие друзья.
Страхов бережно обнял ее за плечи и, поцеловав ее мягкие волосы, отправился на работу.
Когда Страхов приехал в областную больницу, чтобы поговорить с врачом о состоянии пострадавших и узнать прогноз, то застал представителей органов опеки.
— Скажите, что здесь делают? — спросил Страхов, когда врач попрощался с полной дамой в серой обтягивающей живот юбке.
— Я пригласил их, потому что у Терентьевых нет никаких родственников, их дети могут остаться сиротами.
— Вы не говорили, что кто-то из пациентов находится под прямой угрозой смерти.
— Я думал, что слова «в тяжелом состоянии» говорят сами за себя.
— Совсем ничего нельзя сделать?
— Понимаете, этот пожар обострил все болезни пострадавших. Теперь лечение должно охватывать полноценный восстановительный курс, который мы не можем себе позволить. Мы делаем то, что можем оплатить из бюджетных средств.
— Я посмотрю, что можно сделать.
— Ну конечно, — без какой-либо маломальской веры ответил врач.
— Я могу видеть мальчиков?
— Пока органы опеки заполняют документы. Только быстро.
Он прошел с специально отведенную палату, в которой медсестры с разрешения главного врача поселили братьев. Он постучался, и ему открыл дверь маленький мальчик лет семи с пухлыми щечками и кудрявыми короткими темными волосами. Он испугался, увидев на пороге чужого человека, и хотел быстро закрыть дверь, но из палаты послышался грубый ломающийся голос:
— Миша, пусти. Это органы опеки.
Маленький мальчик, конечно, не понял, кто такие органы опеки, но приказа брата ослушаться не мог, он, раскрасневшись, впустил незнакомца, и тут же юркнул под одеяло.
За столом, перед стопкой учебников с раскрытой тетрадью, сидел старший сын Терентьевых, Дмитрий. Страхов помнил, что ему исполнялось 14 в следующем месяце (по какой-то причине именно его дата рождения запомнилась), но выглядел он намного взрослее. Мальчик дорешал задачу и поднял голову, чтобы внимательно осмотреть пришедшего.
— Дима, — пробасил мальчик и протянул руку.
В этот момент рукав его олимпийки, полностью закрывавшей его бледное жилистое тело от шеи до кончиков пальцев, задрался, и показалось запястье буро-синева цвета. Страхов заметил это и быстро пожал руку, отведя взгляд. Мальчик поспешно закрыл синяки и, насупившись, спросил:
— Вы из органов опеки?
— Нет, я адвокат вашего соседа, Антона.
Страхов услышал, как Миша завошкался под одеялом при упоминании Антона.
— Вы можете мне сказать, как относитесь к Антону?
Дима одарил адвоката серьезным осуждающим взглядом и сухо произнес:
— Он хороший парень. Не думаю, что он хотел баб … — замялся и поправился — Зинаиде Степановне сделать что-то плохое. Она в нем души не чает, и он ее очень любит.
Из-за двери послышался звонкий голос кого-то из медработников, позвавший мальчиков обедать.
— Ты иди, я тебя догоню, — приказал Дима брату.
Тот в ту же секунду выпрыгнул из кровати, сунул крохотные ножки в пушистые тапочки и, схватив тарелку, пошлепал к столовой.
— Как вам здесь живется? — спросил Страхов, когда Миша вышел из палаты.
— Все хорошо, — коротко ответил мальчик и наклонился, чтобы завязать шнурки на кроссовках.
— Скажи, пожалуйста, — начал Страхов, но остановился, увидев случайно оголившуюся вспухшую, фиолетовую спину.
Дима заметил пораженный взгляд адвоката и поспешил опустить задравшуюся одежду.
— Это между мной и Богом, — шепотом сказал мальчик.
— Если что-то случится, ты можешь звонить мне, — сказал Страхов, оставляя на столе свою визитку.
Дима не обратил на нее никакого внимания и стал собирать лежащие на тумбе учебники в портфель.
— Я пойду, — сказал Страхов и направился к двери.
— Я не могу давать волю своим чувствам, — не поворачиваясь к Страхову, проговорил Дима, — Сейчас у брата есть только я, если он увидит, что мне страшно, то он этого не вынесет. Я не могу сделать ему так больно.
Страхов кивнул головой, вышел из палаты, быстрым шагом дошел до столовой, подошел к Мише и опустился так, чтобы видеть его глаза.
— Если тебе страшно, ты можешь сказать мне об этом, я помогу.
Мальчик
