я не смогу. Мне нужно помогать папе.
Каждая ложь, сказанная Вите, острой стрелой вонзается мне в сердце. Разрывает его изнутри, заставляет истечь кровью и, наконец, умереть.
— Ладно, — неохотно соглашается. — Я позвоню тебе перед сном.
— Я буду ждать.
Мы заходим на новый поцелуйный круг, после которого я выхожу из машины. Переступив порог дома, останавливаюсь, как вкопанная. Я не вижу и не слышу отца, но кожей чувствую, что он здесь. Так всегда было. С детства. Тогда я еще от страха ознобом покрывалась, сейчас такого уже нет. Тем не менее, поджилки начинает потряхивать.
Снимаю обувь и осторожно ступаю внутрь дома. Так и есть, он здесь. В отцовском крыле горит свет. Слишком рано вернулся с работы. Мне бы уйти в свою комнату и закрыться, однако я зачем-то тихо ступаю по направлению к его кабинету. Он у папы совмещен со спальней.
Еще метров за двадцать до двери слышу громкий недовольный голос отца. Я знаю эту интонацию. Жесткую, бескомпромиссную, не терпящую возражений. Отец зол. Я бы даже сказала, в ярости.
На мгновение простреливает ужас: вдруг он узнал, что я не ночевала дома? Вдруг узнал про Витю?
— Я не понял, ты почему не разобрался с ним еще в прошлый раз?
Замираю в нескольких метрах от открытой двери. Не шевелюсь, не дышу.
— Я велел тебе разобраться с ним раз и навсегда. Не припугнуть, а разобраться! Ты идиот или прикидываешься? Что непонятного в слове «разобраться»?
Ярость в голосе отца парализует. Страх ползёт под кожей, обволакивает внутренности, разливается по венам вместо крови. Перед глазами плывет, и я быстро хватаюсь за стену, чтобы не рухнуть в коридоре.
— Если тебе неизвестно слово «разобраться», — отец выходит из себя еще сильнее, — то я скажу тебе другое слово: ликвидировать. Оно тебе понятно?
Даже мне известно значение слова «ликвидировать». От этого и становится так плохо, что без сил приваливаюсь спиной к стене и сползаю по ней.
— Эта гнида перешла мне дорогу, я такого не прощаю. Ровно через неделю жду от тебя отчёт о проделанной работе. Снова облажаешься — не прощу.
После этих слов слышу, как мобильник с громким звуком валится на деревянный стол.
— Тупорылый идиот, — отец продолжает возмущаться. Далее следует звук наливающейся жидкости в стакан. Должно быть, коньяк или виски. — Ничего нормально сделать не может. Дятел.
Отец делает громкие глотки, а затем с грохотом опускает стакан на стол. Снова наливает.
Пока он невзначай не вышел и не заметил меня, поднимаюсь на ноги и тороплюсь убраться в свое крыло. Зайдя в комнату, закрываю ее на замок. Не включив свет, опускаюсь на кровать. Тело трясёт мелкой дрожью, в голове хаотично скачут мысли. Стараюсь успокоиться, а не получается.
Страшно. Мне страшно.
Глава 36. Грех просто дружить
До субботы мне удается отойти от подслушанного разговора. Что я, в самом деле, отчима своего не знаю, что ли? Мне и до подслушанных слов было известно, кто он на самом деле. Сколотил состояние в девяностые, занимался криминалом и рэкетом. Тогда же познакомился с Керимовым-старшим и начал совместный бизнес. В нулевых с криминалом и рэкетом пришлось завязать, вот только старые привычки у отчима остались до сих пор. У Керимова тоже. Именно поэтому у их заводов по производству металлопродукции так и не появилось серьезных конкурентов.
В общем, Америку подслушанный разговор мне не открыл.
Только я лишний раз убедилась, что в отношениях с Витей нужно быть максимально осторожной. Ни в коем случае не выдать нашу связь, не подставить Смолова под удар. Я не могу рисковать его жизнью и благополучием. Правильнее всего было бы и вовсе оборвать с ним связь, но на это у меня нет сил. Я не могу отказаться от встреч с Витей. Это для меня смерти подобно.
Смолов приезжает за мной в субботу в двенадцать. Папа обычно по субботам работает, а прислуга, наоборот, нет, так что я ухожу из дома без проблем.
— Привет, — залезаю в автомобиль.
Витя сразу же накрывает меня поцелуем. С первого прикосновения губ понимаю: скучал. И я тоже очень скучала, поэтому тянусь и прижимаюсь к Смолову через коробку передач.
— Наконец-то, — говорит, отрываясь от рта и принимаясь целовать лицо. — Я так соскучился.
— И я, — выдыхаю, опуская от наслаждения веки.
Тело дрожь пронизывает. Мы с Витей разговаривали по телефону каждый день, но мне так мало было этих разговоров. Хотелось прижаться к нему, как сейчас, вдохнуть любимый запах, провести ладонью по мягкой щетине и утонуть в поцелуе.
Витя сжимает меня до хруста в косточках, зарывается лицом в волосы на затылке.
— Витя… — шепчу, крепко обнимая его спину.
Слов нет, чтобы описать мои чувства. Это и радость от долгожданной встречи, и тревога от нашего туманного будущего, мысли о котором я упорно прогоняю. Не хочу думать о том, что будет завтра, послезавтра, через неделю или через месяц. Буду наслаждаться каждой проведенной вместе секундой.
Смолов снова меня целует. Сначала нежно и ласково, затем глубоко и страстно. Водит ладонями по лицу, волосам, телу. Гладит, ласкает. Просовывает руку под летнее платье и ведет ее вверх по ноге. Доходит до резинки трусиков и там застывает. Внизу живота моментально начинает ныть, но умом понимаю, что триста метров от моего дома — это точно не то место, где можно заниматься любовью.
— Витя, не сейчас, — убираю его руку.
Смолов отрывается от меня, глядит совершенно пьяными глазами.
— Да, прости, — переводит дыхание и поправляет ширинку. — Поехали.
Дорога к Диме и Соне занимает приличное количество времени. Оно пролетает быстро за оживленным разговором и поцелуями на светофорах. У меня такое хорошее настроение от долгожданной встречи, что даже забываю, как предыдущие два дня Римма Айдаровна выносила мне мозг. Она до сих пор не может определиться с отелем, в котором пройдёт свадьба. Надеюсь, так и не определится, и свадьбы не будет.
У Димы и Сони небольшой двухэтажный дом в ближайшем Подмосковье по южному направлению. Не успеваем мы подъехать к воротам, как они автоматически открываются, и Витя заезжает во двор, где нас встречают хозяева с ребенком и немецкой овчаркой.
— Собаку не бойся, — Витя будто читает мои мысли. Пёс — точная копия комиссара Рекса из сериала. — Она очень добрая, любит людей. Не кусается.
Мне сложно поверить,
