себе рядом с ней, но не столько из-за каких-то ее качеств, сколько потому, что она напоминает о том, как я вела себя раньше, чтобы получить ее одобрение.
– Ты куда собралась?
– Домой.
Лицо ее вытягивается.
– Мэйв, нет! Идем с нами. Мы собираемся в клуб.
Она хватает меня за руку и показывает на группу из четырех девушек, дымящих сигаретами и хихикающих.
– Э-мм…
– Да ладно тебе, мы сто лет не общались.
Я слегка морщусь с выражением: «Ну, мы обе понимаем, почему не так уж много общались».
Она делает шаг назад. Изо рта ее вырывается клуб пара.
– Послушай… Я тогда вела себя так… Мне жаль, что…
– Спасибо.
– Нет, я честно. Все эти школьные дела. Я же ненавидела эту школу, понимаешь? Мне там было так плохо. И поэтому я вела себя… не очень хорошо.
Мне становится искренне интересно.
– Говоришь, тебе было там плохо?
– Ну да, в основном. А чем там вообще было заниматься? Сплошные «игры разума» и, типа… у нас даже не было физкультуры, Мэйв!
Я усмехаюсь. В первый раз за весь день.
– Я никогда не задумывалась об этом, но, конечно, странно, – говорю я.
– Вот и я о чем! – едва не кричит Мишель. – У всех остальных есть физкультура! Разве не полезно было бы по крайней мере некоторым из нас заниматься спортом – не знаю, баскетболом или чем-то еще?
– Да, – киваю я, снова усмехаясь. – Может, тогда мы не были бы такими мелкими стервозинами.
Удивительно, насколько легко говорить с ней просто так, вспоминая школу как нечто прошлое, когда нас уже коснулся отблеск новой взрослой жизни. И мы обе чувствуем это, что делает нас смелее.
– Я всегда хотела попросить прощения у тебя и Лили, – говорит она более серьезным тоном. – Вот и все. И знаешь, если ты пойдешь с нами, мы просто потанцуем, потусим, а эту стервозную чушь оставим позади.
Не знаю, то ли ее искреннее раскаяние, то ли ее предположение, что я действительно откажусь от своего дурацкого поведения, но что-то заставляет меня передумать.
– Ну ладно, – говорю я.
– Так ты идешь?!
– Да, – киваю я.
И вот мы отправляемся в клуб «Скарлет», находящийся в конце улицы. Документов у меня нет, но одной подруге Мишель только что исполнилось восемнадцать, а она привыкла носить с собой старые временные водительские права сестры, и поэтому отдает их мне. Так что сегодня я не Мэйв Чэмберс, ведьма, бывшая девушка и проклятый подросток. Я – София Малриди, старшая сестра Дани Малриди, и я умею водить автомобиль.
24
Я НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ БЫВАЛА В НАСТОЯЩЕМ клубе. Обычно только в концертных залах или в пабах с маленькими липкими танцполами. Размеры «Скарлет» сразу же пугают, как и царящий в нем полумрак. Все стены черные, а за диджейской будкой клубится тонкий туман, поэтому трудно определить, где продолжается пространство, а где границы этого пространства.
Меня ослепляют мигающие разноцветные лучи, переводящие мой мозг в режим «процесса». Я вспоминаю предупреждения об эпилепсии, которые иногда дают перед фильмами или концертами: «Световые эффекты могут оказать влияние на лиц, склонных к эпилепсии». Никогда не думала, что подобные предупреждения могут относиться ко мне. Оказывается, что могут. Первым признаком были фейерверки. Цвет и свет возбуждают мой разум, дают ему работу. Он сразу же начинает искать источники посторонних мыслей и головы, в которые можно было бы проникнуть. Моему разуму не сидится на месте, как недоучившейся полицейской ищейке, учуявшей любопытный запах.
Даниэль – моя «младшая сестра» – протягивает мне рюмку чего-то, по вкусу напоминающего лакрицу.
– Самбука! – перекрикивает она ритмичную музыку, а потом все начинают танцевать.
А они довольно милые – эти новые подружки Мишель. Мне даже не хочется спрашивать ее, что случилось с Нив. Наверное, они расстались, и это было одно из многих принятых ею решений после перехода в другую школу. Новые девочки разговорчивые и общительные, и никто из них не узнает меня по газете. Они на самом деле считают меня классной. Про себя они думают, что было бы круто тоже надеть для клуба джинсы и сапоги.
Я немного пьянею и становлюсь раскованнее, нарочито экспрессивно танцую, как это частенько делали мы с Фионой, подражая Кейт Буш. Девушки смеются, но по-доброму, и постепенно тоже меняют стиль, а не просто переставляют ноги с места на место. Мы вскидываем руки, и одна из них ни с того ни с сего начинает ирландский танец; мы все смеемся и водим вокруг нее хоровод.
Затем другая девушка, из другой группы, устраивает забавное шоу, «бросая ей вызов» в стиле «Риверданс». Диджей замечает это и ставит что-то вроде электронного микса ирландской музыки, и мы с другой группой отрываемся, считая себя самыми крутыми посетителями клуба и заодно прекрасными танцорами.
И это просто девочки, девочки, которые совместно дурачатся и весело проводят время. При этом в каждом моем движении ощущается скорбь – печаль по поводу разрыва с Ро и предстоящей разлуки с Фионой, которая уедет в Белфаст. Но есть и надежда. Крошечная капелька надежды. Жизнь – это ведь не школа, как я понимаю. Мне вовсе не обязательно согласовывать каждый свой шаг с Фионой. Не нужно бояться общества других людей. Какая-то приятельница Мишель обнимает меня за плечи. Нет, другие девочки – это вовсе не угроза. Это целый новый мир, новые знакомства, новые интересы и новые развлечения.
Включается кавер Кэролайн Полачек на песню «Breathless» группы Corrs – так диджей пытается изящно перевести нас с традиционного микса обратно на нормальную танцевальную музыку. Очередная вспышка цветного света едва не сбивает меня с ног, как удар копытом в грудь, и погружает в бездну печали. Это была первая песня Ро, которую я услышала вживую на выступлении «Маленькой частной церемонии». Я до сих пор заставляла Ро играть ее, когда мы оставались у них в спальне с акустической гитарой.
И я, естественно, плачу, потому что больше никогда не смогу уговорить Ро с голым торсом исполнить песню двадцатилетней давности. Я полностью утратила это право.
– О боже, Мэйв, – бросается ко мне Мишель. – Что случилось?
Я прижимаюсь к ней, к этой девушке, которой я никогда не доверяла, даже когда мы считались подругами, и утыкаюсь лицом ей в плечо. Она нежно шепчет мне на ухо:
– Это из-за Ро?
И я киваю.
– Пойдем в туалет, – говорит она, подталкивая меня к коридору.
Там Мишель вытирает мне лицо, и, хотя я рассказываю ей очень мало подробностей о Ро, сам масштаб моей печали привлекает ко мне целый круг девочек. Кто-то говорит: «К черту мужиков!»,