и впопад; сама же, как всегда, ни о чем не заговаривала.
Вечером лорд Сом наведался к беседке. Мисс Найфет там не оказалось. Он бродил вокруг да около, опять возвращался к беседке, и все напрасно. Наконец он уселся там и погрузился в размышленья. Он спрашивал себя, как могло случиться, что, начав ухаживать за мисс Грилл и зайдя притом так далеко, что уж и отступить нельзя, пока сама дама его не прогонит, он оказался вдруг жертвой более сильной и поглощающей страсти к особе, которая, при всей своей откровенности, непостижима, которая под личиной ледяного бесстрастия скрывает, может статься, огонь вулканический, изо всех сил подавляет его в себе и сама на себя сердится, когда ей это не удается. Будь он вполне свободен, он мог бы способствовать со своей стороны решению сей загадки, сделав мисс Найфет предложение по всей форме. Но предварительно следовало потребовать от мисс Грилл окончательного ответа. Покуда ведь он не добился от нее ничего, кроме просьбы «подождать, чтобы лучше узнать друг друга». Он разрывался между Морганой и Мельпоменой. Он вовсе не предполагал, будто Моргана в него влюблена; но со временем, весьма возможно, она могла в него влюбиться, да и без того она достаточно к нему расположена, чтобы принять его предложение. С другой стороны, весьма вероятно, что Мельпомена в него влюблена. Правда, чувства, ею выказанные, могли объясняться и сильным волнением, вызванным подлинной либо мнимой опасностью, которой подвергалось далеко ей не чуждое в последнее время лицо. Да, очень может быть и так. Чувства, конечно, весьма горячие; но, не бросься он так безрассудно навстречу опасности, он никогда бы о них не узнал. Несколько дней назад он не стал добиваться ответа от мисс Грилл, ибо боялся отказа. Ныне же он, говоря мягко, не спешил получить согласие. Но пусть даже это будет отказ, кто поручится ему, что за отказом Морганы не последует и отказ Мельпомены? И куда же тогда деться его сиятельству. Но оставим его покуда за этими мучительными рассуждениями.
В подобном разброде были и мысли Морганы. Она знала, что, посватайся к ней мистер Принс, она пойдет за него без оглядки. Она ясно видела его нежную склонность. Столь же ясно видела она, как он изо всех сил старается побороть эту склонность во имя старых своих привязанностей и как тщетны его старания в присутствии Морганы.
Итак, один обожатель не предлагал ей руки и сердца, и он-то был бы ею предпочтен; второй, напротив, их предлагал, и не так-то просто было взять и его отвергнуть, даже если от первого ожидать уже нечего.
Будь сердце ее столь же занято лордом Сомом, как мистером Принсом, она без труда бы заметила охлаждение его пыла; но, видя в нем перемену, она приписывала ее лишь почтительности, с какою отнесся он к ее просьбе «подождать, чтобы лучше узнать друг друга». Чем дольше и спокойнее он ждал, тем все более ей это нравилось. Не на нем, но на мистере Принсе сосредоточилось ее внимание. Она предоставила бы его сиятельству полную свободу, если б только догадалась, что ему этого хочется.
Мистер Принс тоже разрывался между новою любовью и старыми своими привязанностями. Лишь только, казалось, оставался он во власти первой, последние поднимались с земли, как Антей, и вновь набирали силу. И он поддерживал их, спасаясь в Башне всякий раз, когда положение делалось угрожающим.
Так лорд Сом и мистер Принс были соперники, но соперники странные. В иных поворотах чувства каждый желал успеха другому: мистер Принс оттого, что боролся против все более и более неодолимых чар; лорд же оттого, что его вдруг ослепил свет, осиявший как бы статую Пигмалиона[372]. И соперничество их потому было самое мирное и ничуть не нарушало гармонии в Аристофановой труппе.
Единственное лицо, участвовавшее во всех этих перипетиях, но не ведавшее раздвоенности, была мисс Найфет. Сначала она потешалась над его сиятельством, потом прониклась к нему нежностью. Она боролась против этого чувства; она знала о намерениях его относительно мисс Грилл; и быть может, она б одержала над собою победу, когда б не постоянное волненье за того, кто так беспечно смотрел на «лишенья и труды, испытанные на море и суше»[373]. К тому же она куда зорче наблюдала за Морганой, нежели Моргана за нею, и легко разглядела и пристрастие той к мистеру Принсу, и очаровательную сеть, в которой все более он запутывался. Наблюдения эти и растущее внимание к ней самой лорда Сома, которого не могла она не заметить, подсказывали ей, что она никак не может нанести жестокой раны чувствам подруги, ни повредить самой себе.
Лорд Сом предавался размышлениям в беседке, когда юная особа, которую тщетно он там искал, вдруг предстала перед ним в сильном волненье. Он вскочил навстречу и простер к ней руки. Она пожала их, на миг задержала в своих, высвободила и села на небольшом расстоянии от лорда, тотчас им сведенном к еще меньшему. Он сообщил ей о том, как он был разочарован, не найдя ее в беседке, и как он рад, видя ее теперь.
Помолчав, она сказала:
— Я до того разволновалась утром, что весь день у меня ушел на то, чтобы собраться с духом, а тут еще новости. Горничная моя говорит, будто вы решили запрячь этого ужасного коня, да еще в фаэтон собственного изобретения, а кучера говорят, что и близко не подойдут к этому коню, в какую бы он ни был впряжен карету, а к карете этой не подойдут, какой бы ни вез ее конь, а, мол, вы так и так свернете себе шею. Я забыла все, чтоб умолять вас оставить вашу затею.
Лорд Сом отвечал, что он вполне уверен в своей власти над лошадьми и в совершенстве нового своего изобретенья, так что опасности нет никакой; но что он готов ездить лишь на самых смиренных клячах и в экипажах самых покойных, готов и вовсе отказаться от всех коней и всех экипажей, если ей это угодно, и жертва эта даже еще слишком мала.
— И от парусных лодок, — присовокупила мисс Найфет.
— И от парусных лодок.
— И от воздушных шаров, — сказала она.
— И от воздушных шаров, — сказал он. — Но отчего вы вдруг о них вспомнили?
— Оттого, — сказала мисс Найфет, — что они опасны, а вы любознательны и безрассудны.
— Сказать по правде, — отвечал он. — Я уже
