своего детища был опрокинут в воду. Мисс Найфет, проходя позже обычного к своей любимой беседке, увидела, как его сиятельство выкарабкивается из озера, а лодка килем кверху болтается на некотором расстоянии в волнах. На секунду всегдашнее самообладание мисс Найфет ее покинуло. Она простерла к лорду руки, чтоб помочь ему взобраться на берег, и, когда он очутился на суше, весь струясь, как некий Тритон в штанах[362], вскричала таким голосом, какого он никогда у нее прежде не слыхивал:
— Господи! Милорд!
Затем, словно опомнясь от секундного помраченья, она залилась краской, куда более яркой, чем те румяна, какими он некогда предполагал оживить ее лицо, и отвела было руки от лорда Сома, но тут уж он пылко сжал их и вскричал в свою очередь голосом театрального любовника:
— Поистине никогда до сих пор я не взирал на красоту!
Она чуть было не ответила: «Поистине, вы покуда взирали на мисс Грилл», — но удержалась. Приняв его речь как взрыв благодарности за добрые чувства, она высвободила свои руки и решительно потребовала от него, чтобы он тотчас пошел в дом и переодел влажные ризы[363].
Лишь только он скрылся из виду, она направилась к сараю и призвала рабочих к месту происшествия. С помощью другой лодки те доставили на берег пострадавшее судно и парус вывесили сушить. Вечером мисс Найфет вернулась и, найдя парус сухим, предала его огню. Лорд Сом, придя взглянуть на свои снасти, застал юную леди в задумчивости над пеплом. Она ему сказала:
— Больше вы под этим парусом не пойдете под воду.
Лорда Сома тронула столь последовательная забота об его сохранности, но все же он не удержался от нескольких похвальных слов своему изобретению, приведя ряд научных примеров тому, как расчеты, безупречно верные, не подтверждались ложно поставленными опытами. Он не сомневался, что в дальнейшем все будет благополучно. Заметя, однако, во взоре ее неподдельную тревогу, он уверил мисс Найфет, что доброе ее участие — надежнейшая гарантия против повторных опытов. Вместе они пошли к дому, и по дороге она сказала ему между прочим:
— В последний раз я видела слова «Надежнейшая гарантия» на боку у дилижанса, который лежал крышей в канаве, а колесами кверху.
Юная леди оставалась для лорда загадкой.
«Право, — говорил он сам себе, — иногда мне кажется, будто Мельпомена в меня влюблена. Но я редко видывал, чтобы она смеялась, а если она и смеется при мне, то всегда надо мною. На любовь это непохоже. И последнее замечание ее вовсе не было данью уважения моему изобретательскому дару».
ГЛАВА XVII
УКРОЩЕНИЕ КОНЯ. РАЗДВОЕННОСТЬ В ЛЮБВИ. ПОВЕЛЕНИЕ. ЗВУЧАЩИЕ АМФОРЫ
О gran contraste in giovenil pensiero,
Desir di laude, ed impeto d'amoie!
Ariosio
Какое в мыслях юноши противоречье:
Желанье похвалы и радостей любви[364].
Ариосто
Лорд Сом средь множества прочих занятий брал в свое время уроки у знаменитого объездчика верховых лошадей[365] и полагал, что не хуже своего учителя сумеет справиться даже с самым норовистым животным. А потому он очень обрадовался, услышав, что на конюшне у мистера Грилла есть один конь совершенно невозможного нрава. Как только он это услышал, на другое же утро он встал пораньше и занялся упрямцем. Довольно скоро он уже объезжал его, носясь кругами по парку в виду дома. Мисс Найфет, ранняя пташка, собираясь на прогулку, увидела из окна своей спальни эти рискованные упражнения и, хоть она ничего не знала об особенностях характера неподатливого воспитанника, но по тому, как он брыкался, прядал и вставал на дыбы, догадалась, что больше всего ему хочется избавиться от ездока. В конце концов он метнулся к лесу и исчез за стволами.
Юная леди не сомневалась, что кончится это плохо. Воображению ее рисовались всевозможные печальные положения лорда: он раздавлен копытами, он разбился о дерево, он повис, запутавшись волосами за ветви, подобно Авессалому[366]. Она бросилась в парк и устремилась к лесу, откуда в самый миг ее приближения на всем скаку вылетели всадник и конь. Но, как только лорд Сом заметил мисс Найфет, он изящно повернул и осадил коня с нею рядом; ибо он уже успел укротить животное, приведя его в состояние, описанное Вордсвортом в известном пассаже о скакуне сэра Уолтера:
Ослаб он, как овца, когда ягнится,
Покрывшись пеной, словно водопад[367][368].
Мисс Найфет и не пыталась скрывать, зачем она пришла, и она сказала:
— А я уж думала, вы погибли.
Он отвечал:
— Видите ли, не все мои опыты кончаются неудачно. С конем мне повезло более, нежели с парусом.
Тут невдалеке показался один из конюхов. Лорд Сом подозвал его и велел отвести коня в стойло. На что конюх изумленно воскликнул:
— Да ведь с ним не сладит никто!
— Теперь вы легко с ним сладите, — отвечал лорд Сом.
Так и вышло. И конюх повел коня, однако ж не без опасений.
Чувства мисс Найфет были напряжены тем более, что она с обычной суровостью их в себе подавляла. Силы вдруг покинули ее. Она опустилась на поваленный ствол и разразилась слезами. Лорд Сом сел подле и взял ее за руку. С минуту она не противилась, потом вдруг выдернула руку и побежала по траве к дому с легкостью и стремительностью Вергилиевой Камиллы, оставя его сиятельство в том же недоумении (attonitis inhians animis[369]), с каким следила толпа вольсков бег ее прообраза[370]. Лорд подумал невольно: «Женщины вообще не умеют бегать красиво; но эта — вторая Аталанта»[371].
Когда все сошлись за завтраком, мисс Найфет сидела за столом более обычного подобная статуе и еще бледнее мрамора, если только это возможно. Утренний подвиг лорда Сома, весть о котором быстро дошла от челяди к господам, был главною темою разговора. Он вдоволь наслушался того, до чего всегда был такой охотник, — восторгов и похвал. Но сейчас он с радостью бы отдал решительно все восторги и похвалы ради хотя бы тени улыбки, ради хотя бы тени чувства на бесстрастном лице Мельпомены. Выйдя из-за стола после завтрака, она тотчас куда-то ушла, появилась на репетиции, проговорила свою роль, как всегда; вышла к обеду и исчезла, едва был он окончен. Когда к ней обращались, она отвечала, как всегда, открыто
