— Что, считаешь, что я такая глупая, что куплюсь на это. Отдавай чип, — наступала она на меня. И я с облегчением поняла, что она не в курсе, как работает защита чипа. Неожиданно в руках её мелькнул шприц. — Отдавай, а то убью! — скомандовала она.
— Какой чип? — я пятилась от неё, за благо помещение было не маленьким.
— Ты знаешь какой, не строй из себя идиотку, — правая щека её некрасиво поддёргивалась, отчего лицо приобретало зловещий вид.
— Я не знаю, о чём вы говорите, — мотала я головой, — пожалуйста, поверьте мне.
Стена возникла за моей спиной внезапно. Я уткнулась в неё, и по лицу Элен скользнула злорадная улыбка. Она была уже почти рядом со мной
— Да-вай сю-да чип, — по слогам произнесла она, занося руку для удара шприцем.
В это время распахнулась дверь, и в помещение ворвался Алан. В несколько шагов он преодолел расстояние, разделяющее его и нас, и резко развернул Швейдер к себе. Та, то ли защищаясь, то ли от злости, что опять всё срывается, размахнулась и со всей силы воткнула шприц в предплечье Алана, нажимая на поршень.
— Нет! — закричала я, а Элен бросилась к двери.
— Помогите! — я присела рядом со стариком. Лицо его стремительно синело. Дыхание становилось всё тише. Я не знала куда бежать и что делать. Спасибо службе безопасности корабля за их оперативность. Когда минут через пять Алана уносили из туалета на носилках, он едва дышал. Напавшую на нас Элен разыскивали, думаю вряд ли ей удастся скрыться. Я сидела, стуча зубами о стакан воды, и пыталась объяснить безопасникам, что здесь произошло, и донести до них, что не в курсе, что эта ненормальная хотела от меня. А ещё всё время спрашивала, как там Алан? Но мне никто ничего не говорил. Взяв с меня объяснение, попросили вернуться на место, где я, не выдержав, всё же разревелась.
Так что мой полёт едва не закончился трагедией. Алан был пока жив, космолёт числился гражданским, и камеры Гориоба на его борту не было. Его поместили в специализированную капсулу и старались поддерживать жизненные функции. Главное, как пояснили мне, чтобы выдержало сердце. Я весь остаток пути просила Святейшего помочь моему храброму попутчику, спасшему мне жизнь.
На Ириладию я прилетела совсем разбитая от переживаний. Генри встретил меня практически на выходе, как и обещал, но узнав про Алана, перепоручил меня Блеру и поехал с дядей в больницу. Четверо мужчин, что дальше стали сопровождать меня, растянули вокруг меня пуленепробиваемый купол. В таком виде меня, словно личинку какой-то бабочки, доставили в навороченную лабораторию, куда входить можно было только в специальной одежде, усыпили и достали чип. Я не сопротивлялась, словно выключилась на время от всех переживаний. Наверно, меня могли и убить, но мне было всё равно. Единственное о чём я попросила Блера, чтобы позвонил бабуле и сказал, что я прилетела и всё нормально.
— Сама через час позвонишь, — отмахнулся он.
Через час он лично отвёз меня к дому бабушки.
— Отдыхай, — предложил он мне, прощаясь, — на работу мы тебе сообщили, так что там всё улажено, пойдёшь завтра.
— Спасибо, — попробовала улыбнуться я, но губы не растягивались.
— Бывай, — сел за руль и уехал, а я, едва переставляя ноги, пошла к дому бабули.
— Никак наотдыхалась? — встретила она меня и я, обняв моего самого родного человечка, снова заревела.
— Ну-ну, белуга, — ласково поглаживала она меня по спине, — у тебя что, кто-то помер? Нет? Ну так и нечего никого хоронить. Хватит лить слёзы потоком. А пойдём, напьёмся? — внезапно предложила она.
— Но тебе же нельзя? — размазывая слёзы по щекам, спросила я.
— Но тебе-то можно, — хмыкнула она.
Так что мы с Брунгильдой немного посидели. Она вытащила из меня всё, что произошло. И про моё конопатое лицо не забыла спросить.
— Ты получила что хотела? — уточнила она, в конце концов, и я кивнула. — Значит, ты была счастлива? — я снова согласно мотнула головой. — А что тогда мешает тебе жить?
— Тоска, — изрекла я с печалью в голосе. — И потом, я теперь виню себя в произошедшем с Аланом.
— Здрасьте вам, — уставилась на меня бабуля, — а ты тут при чём? Твой, что ли чип? — удивилась она, а я отрицательно качнула головой, отвергая услышанное. — Вот и не бери вину на себя. А Алан твой, думаю, раз не помер в космолёте, то уже не помрёт и здоров будет.
— А Генри? — прошептала я.
— А Генри…? А что Генри? Придёт твой Генри, — кивнула она утвердительно, — где он ещё такую дурёху найдёт?
— Ба! — возмутилась я.
— Вот и я тебе о том же толкую, — рассмеялась бабушка. — Вот развела тебе руками всю твою беду и печаль. И нечего раньше времени ныть. Ещё дня не прошло, а ты слезами умываешься. Лучше расскажи, кто тебя пятнами разукрасил?
Пришлось рассказать, Брунгильда имела удивительное свойство вытащить из меня всё. Я только потом соображала, что рассказала даже то, о чём сначала и не планировала. Но чем больше говорила, тем спокойнее становилось на душе. Теперь проблемы не казались таким огромным снежным комом. Он словно рассыпался на маленькие кусочки, а с ними, я как-нибудь справлюсь.
Вот умела бабушка успокоить. И действительно, что это я? Сама вроде бы обо всём знаю, но всё равно неизвестность давит. А про Алана я думаю, что газеты напишут. Не каждый день покушаются на такие личности.
На следующий день я вышла на работу. На улице моросил противный дождь, и бесновался холодный ветер, который, как обычно это и происходило, просквозил меня насквозь. Жаклин дула щёки, что я ей не рассказала, куда полетела. Горыныч, как ни странно, безмолвствовал. Я долго не могла настроиться на рабочий лад. Жутко хотелось обратно, туда, где светит солнце и плещется ласковое море.
Как только начался обед, я нашла в сети сообщение об Алане. Бабуля, как чаще всего и, бывало, оказалась абсолютно права. Старик находился в стабильном состоянии в самой лучшей клинике Ириладии. О Генри упомянули вскользь только то, что племянник заботится о дяде.
К середине обеда не выдержала Жаклин и подошла ко мне, кудряшки возмущённо подпрыгнули на голове.
— Подруга называется, — возмущённо пропела она, — уехала куда-то и даже слова не сказала.
Пришлось рассказывать. Конечно, не обо всём, Жаклин при всей своей милой непосредственности, могла ляпнуть всё, что душе угодно. Потому я ограничилась Заоранией, солнцем, морем, балом и нарядами. У неё и так от одного упоминания об этой планете глаза стали совсем круглые. Из мужчин упомянула вскользь только о Тони. Но то, что он был дракон, говорить не стала. Жаклин до конца обеда охала и ахала, и никак не хотела идти на рабочее место. Вечером она подскочила ко мне и потащила в небольшую кафешку, жаждая прослушать всю историю сначала.
Потом потянулась череда дней, где один был похож на другой как две капли. Тоска об одном сероглазом мужчине поселилась в сердце, не давая спать по ночам и заставляя сердце тревожно сжиматься. Какая я всё же наивная! Думала, что раз и забуду о Веравски. Но оказалось, что не всё в этой жизни так просто. Где воспоминания, радующие по ночам? Одна тупая боль от них и больше ничего. Стала пить вечерами снотворное, чтобы уснуть и не думать о нём.
