в свержении шаха.
– Надеюсь, вы не собираетесь учинить революцию прямо в поезде?
– А, нет, не здесь. Знаете, я учился на археолога, и вот теперь путешествую, делаю кой-какие заметки для будущей книги.
Мина перевела взгляд на окно. Она еще ни разу не видела таких зеленых холмов. Ей вдруг захотелось сказать что-то о будущем, что восьмидесятые годы могут стать вполне удачным десятилетием для многих поколений армян, но она осеклась и продолжила смотреть на мелькавшие за окном деревья.
– Я не хотел смутить вас, – сказал Монте. – Уж вы меня извините, что побеспокоил.
– Да ничего, – ответила Мина. – Да и что толку знакомиться. Я ведь замужем. В смысле, помолвлена.
– Ах, вот оно что. Это мужчина вашей мечты?
– Нет.
Она спокойно рассказала о женихе, потому что понимала, что вряд ли еще раз увидится с этим человеком, Монте Мелконяном. А может, на нее успокаивающе подействовала сама обстановка.
– Мои родители нашли мне мужа в Кировакане.
– О, как старомодно! – воскликнул Монте. – А он… ну, по крайней мере, он вам симпатичен?
– Я плохо знаю его. Он много старше меня. Недавно переехал из Ленинакана.
– Должно быть, он забавный человек. Мне кажется, что ленинаканцы все с чувством юмора, да ведь?
– Да, попадаются интересные люди. А некоторые еще и сентиментальны, прямо как кироваканцы. И наивны.
Монте подался вперед, уперевшись локтями в колени. Его лицо оказалось так близко, что Мина расслышала его шепот:
– А что, если вы вообще не вернетесь?
– Что, простите?
– Отпустите детей на вокзале в Кировакане. А мы с вами вдвоем поедем дальше, в Ереван. Вы мне чем-то напоминаете Седу. Ее легче полюбить, чем меня. Она – нечто эфемерное…
Мина ощутила прилив уверенности – этот момент она еще долго будет вспоминать, просеивая сквозь память каждое его мгновение.
– Нет, я так не могу, – ответила она.
– Хорошо, – отозвался Монте, откидываясь на спинку своего сиденья. – Вы, главное, не отчаивайтесь. Я уверен, что и в этом положении вы сможете найти счастье в жизни. В конце концов, мы – армяне. И пережили мы кое-что пострашнее, чем, знаете, старик-муж.
Монте замолчал и раскрыл книгу, которую Мина сначала даже не заметила.
Несколько разочарованная, она снова пересчитала детей – двенадцать, как и было. Ровно половина ее прожитой жизни.
В Кировакане Мина все же задумалась: а что теперь делать с детьми?
Первые месяцы после исчезновения Аво ее мучил вопрос: либо он бросил ее, трусливо и неблагодарно наплевав на все доброе, что она сделала для него в их общем прошлом, либо произошло что-то такое страшное, что заставило его бежать без оглядки.
Второй вариант доводил ее почти до исступления: а вдруг она сама была виной такого поступка Аво? И даже когда много времени спустя узнала правду, однозначно ответить на этот вопрос для нее было затруднительно. По более здравым рассуждениям, единственной причиной бегства Аво была угроза ее собственной безопасности. Но в любом случае получалось, что ее любовь к Аво, как и уважение к нему, были безнадежно попраны, а поскольку и то и другое – вещи сугубо абстрактные, у Мины не было точки опоры, чтобы отторгнуть от себя печальные мысли и исцелиться.
Некоторое время после разрыва она провела в одиночестве, целиком и полностью сосредоточившись на реальной потере – пропавшей коллекции игральных кубиков Тиграна. Вдова учителя несколько раз на ее глазах перерыла весь дом вверх тормашками, но безуспешно. Мина решила взять дело в свои руки. Она долго расспрашивала стариков – приятелей Тиграна, что проводили все свободное время на площади или в кафе, но они решительно ничем не могли ей помочь, ограничиваясь лишь пожеланием удачи, что всегда сопутствовала Мине. Тогда она отправилась в бюро по переписи населения, чтобы выяснить, нет ли у них какой-нибудь информации об имуществе Тиграна, которое могло быть передано государству. Но служащий – мужчина средних лет, приземистый и волосатый, с криво приколотой к лацкану пиджака булавкой, – что-то невразумительно мямлил, словно ни разу до этого к нему на прием не приходила женщина с подобными вопросами. Мина даже предприняла путешествие по грязной дороге, ведущей в деревню, надеясь, что мать Рубена может дать ей хоть какую-то надежду на сей счет.
– Я спрошу мальчиков, когда они вернутся, – сказала старуха, и муж ее поддакнул:
– Да, ребята узнают.
Отказавшись от предложенного обеда, Мина развернулась и пошла домой, чтобы больше никогда не возвращаться сюда.
В конце концов поиски привели ее в антикварный магазин, что располагался в четырех кварталах от памятника Кирову. Кубиков там тоже не было, но внимание Мины приковало другое – коллекция карт Америки.
Наверное, весь город знал, что Аво сбежал в Америку при деятельном участии водителя местного автобуса, помогавшего ему добраться до аэропорта. Водитель, в свою очередь, божился, что Аво собирался вернуться назад за своей любимой, однако Мина прекрасно понимала, что он лжет из лучших побуждений.
Стоя в дальнем углу магазина, Мина внимательно изучала карты, изданные на армянском, русском и турецком языках. Карты были снабжены подробными пояснениями, и Мина долго гадала, где же Аво нашел себе новый дом. Она запомнила порядка пятидесяти названий американских городов. Больше всего ее очаровывали Батон-Руж, Чула-Виста, Миннеаполис, Чесапик и Чаттануга. Удивительная страна. В доме ее родителей на стене висела фотография, где был изображен ее дед рядом с Лениным. Всю свою жизнь она слышала о мирном сосуществовании различных рас и народов, хотя все это была ложь. Но стоило произнести вслух названия тех городов, как в душе ее появлялся свет надежды. Так или нет, но Мине казалось, что в названии американских городов соединялись все языки мира. Невозможно было не любоваться таким американским бесстыдством. Как знать, может, это и был обратный эффект пропаганды, но Мина явственно слышала шум винтов пароходов, что везли людей через океан, и стук колес американских поездов, которые не могла остановить такая безделица, как оползень, когда они перевозят людей через границы. Чаттануга, Чаттануга, Чаттануга… Она представляла себе, как Аво пишет ей письма из этих городов, как он заклеивает конверт и облизывает марку.
Но даже если он бы и написал ей на самом деле, Мина все равно не стала бы отвечать. Она бы просто представила тот или иной город, откуда Аво отправил письмо, тот самый день, когда он опустил конверт в почтовый ящик, вообразила бы себя рядом с ним, увидела бы, как скопы ныряют за рыбой у набережной в Чула-Виста, закрыла бы глаза в Луизиане и в следующий момент уже вдыхала бы насыщенный нефтью ветер
