Мы спускаемся в подвал. Амалия достает из своей котомки кисточку, макает ее в темный сгусток на дне небольшого сосуда, извлеченного оттуда же, и приступает к работе. Обильно обводит мои глаза, потом рисует замысловатые узоры от носа к вискам, затрагивает подбородок и слегка проходится по лбу. Где-то тушует, где-то оставляет чистые линии. Зеркала у нее нет, поэтому результата я себе не представляю. А жаль! Наверняка, я своей колоритностью уже переплюнула Джека Воробья!
Закутав меня в нечто темное, напоминающее паранджу, но хотя бы открывающее лицо и дающее дышать, она отходит на пару шагов и любуется результатами своих трудов. На лице Амалии появляется довольная улыбка, — видно, я-таки стала похожа на замужнюю шуйку! — но через секунду лоб прорезают морщинки, и она небрежно произносит:
— Шуйские женщины всегда ходят в сопровождении мужчин. Пришлось подыскать тебе мужчину для сопровождения.
— Подыскать что?! — переспрашиваю я, уверенная, что мне послышалось.
— Опаздывает, — Амалия нетерпеливо смотрит на дверь и качает головой. — Где же он? Парень не слишком похож на плечистых шуйцев, но я уж сделаю все, что в моих силах, чтобы это скрыть.
В этот момент от входа доносится звук шаркающих шагов, с любопытством подаюсь навстречу, но женщина хватает меня за руку и тянет в скальное углубление за выступом, до которого совершенно не дотягивается свет эпишара. Прижимает ко рту указательный палец:
— Тсс… Это не его поступь.
Шелест шагов все ближе. Неторопливый. Сонный. Мы стоим с Амалией, взявшись за руки и вжавшись в стенку. Едва дышим. Еще пара шагов неизвестного визитера — и мы раскрыты! К счастью, недалеко от ямы человек останавливается, раздается громкий зевок и невнятное бормотание:
— Мелисса подай, Мелисса принеси… А вот станет Мелисса звездой Храма, попробуй тогда ею покомандовать, дражайшая Ванда!
Она опять зевает. Похоже, девушка, которой полагалось караулить меня у дверей комнаты, решила по ночам практиковать выкачку энергиуса. Оттачивать новые навыки. Такая вот инвестиция в дальнейший карьерный рост, которая мне совершенно не нравится.
И даже не потому, что нас сейчас отчаянно задерживают, угрожая сорвать запланированный побег. Плохое у меня предчувствие насчет добычи энергиуса, аж печенка зачесалась!
Однако Мелиссу, видимо, все устраивает. Судя по шороху платья, она садится на пол рядом с ямой, и нараспев читает тот самый стих. Про то, что нет меня, есть только мы.
Вскоре она замолкает. Через несколько минут я осторожненько выглядываю из-за выступа. Девушка, закрыв глаза, сидит рядом с пропастью, широко раскинув руки. Через нее протекает мощный, завораживающе прекрасный поток энергии, обхватывая ее разноцветными искрами и втекая в эпишар. Минуты через две Мелисса начинает беспокойно ерзать и жалобно стонать. Вдруг замолкает. Бедная девочка! Похоже и ее захватил в свою ловушку чертов энергиус. Если ей не помочь, то добровольно ее из этой ловушки не выпустят.
Я выскакиваю из-за выступа, еле вырвавшись из цепких рук Амалии. Подбегаю к затихшей служительнице и рубящими движениями бью ее по плечам, отчего они обвисают и девушка начинает заваливаться в сторону пропасти. Подхватываю ее подмышками и оттаскиваю подальше. Пока тащу понимаю: она не дышит. Прикладываю ухо к груди — сердце не бьется. От ужаса холодеет в груди. Неужели она умерла? Не насовсем же? Не окончательно?
Она всего лишь несколько часов назад мне смущенно улыбалась, оживленно рассказывала местные новости, пыталась подарить шнурок, ей ничуть не лишний, а сейчас…
Упираю руки ей в грудь, одна ладонь поверх тыльной стороны кисти, и начинаю непрямой массаж сердца. Раз — всем весом тела наваливаюсь на грудину и быстро отстраняюсь. Два. Три. Четыре. Повторяю одно и то же под вслух произносимый отсчет.
Нетерпение зашкаливает, отчаяние обессиливает. Хочется закричать, все бросить и грубо встряхнуть ее за грудки, лишь бы пробудить от беспамятства! Двадцать пять. Двадцать шесть. Девушка не двигается, но сдаваться еще рано
— Я хочу, чтоб ты жила! — рычу упрямо, надавливая на грудину. Острое желание ее спасти целиком заполняет меня и бьется через край, протекает по рукам, брызжет из моих пальцев, из ладоней устремляется прямо к ее легким и сердцу. Моя сила убегает в девушку, журчит живительным ручейком, пронизывает собой каждую ее клеточку до тех пор, пока та не делает, встрепенувшись всем телом, первый вздох. Как только понимаю: она будет жить, валюсь на пол рядом без сил.
Мелисса открывает мутные глаза и глядит сквозь меня. Шепчет:
— Он истощен. Он отдал все, что было.
— Кто истощен, Мелисса? — бормочу, еле ворочая языком. Мне кажется, Мелисса запуталась в местоимениях. Не он, а я сейчас истощена до предела.
— Источник.
— Поспи, дорогая. Тебе надо отдохнуть.
Источник истощен? Что за бред? Наверно, девушка еще от клинической смерти не очухалась, вот и несет всякую ерунду! Мелисса послушно закрывает глаза и рядом раздается голос Амалии:
— Он пришел. Наконец-то!
Задрав голову, вижу перед собой служителя. Не с первого, и даже не со второго взгляда понимаю, что передо мной стоит Сандер. На себя прежнего он похож очень мало. Один глаз заплыл, лицо опухло и окрасилось в разноцветные, сине-багровые тона. Идет, сильно прихрамывая. Бедняга! Что с ним стряслось? От ужаса и тревоги за него я получаю такой всплеск адреналина, что подскакиваю с пола бодрой пружинкой. Подхожу к нему и тянусь рукой к его лицу, но Амалия хватает меня за запястье и решительно отводит его в сторону.
— Нет. На сегодня достаточно исцелений. Ты и так еле дышишь. Отдохни, пока я загримирую Сандера в шуйца.
Я киваю и охотно сползаю на пол. В шоке от увиденного спрашиваю:
— Кто тебя так?
Сандер кидает на меня мрачный взгляд:
— Черные стражи.
— Ничего не понимаю. Почему?
— Я был в месте разлома.
— Но и я ведь была. Сир Крез со мной любезно поговорил и отстал. Почему к тебе прицепились?
— С главной звездой Храма разговор иной, чем с простым служителем… Неважно. Это мой последний день в Храме. Помогу тебе сбежать — и назад, в Левию, дороги мне не видать. Так что нечего мне врать! Тому, кто ради тебя жертвует собой, врать подло.
Сандер сверлит меня единственным здоровым глазом. Столько в нем укоризны, что становится стыдно — он ведь в точку попал. Совесть гложет, противно свербит где-то под ложечкой. Но в то же время во мне просыпается злость. Не надо меня зажимать в угол. Я и так всю последнюю неделю живу, как загнанный бракорьерами зверек, уж от союзников-лесников давления терпеть не собираюсь.
— Уходи, — требую, указав на выход. — Оставайся в Храме, не нужно жертв. Я не пропаду без тебя, не бойся.
— Не пропадаешь, как же… Первый же встречный шуец тебя утащит в свой дом и сделает главной рабыней или пятой женой, — ворчит Сандер, ойкая от неосторожного нажатия Амалии на его лицо. Оно сейчас все больше теряет сходство с самим собой. Сурьма покрыла треть кожи и парень выглядит устрашающе. Особенно, учитывая распухшие от побоев участки. Но Амалия утверждает, что побитое лицо среди шуйских самцов — такая же норма, как и ливень в сезон дождей. Чтобы усилить и без того жутковатое впечатление, женщина надевает ему на глаз повязку. Теперь, одетый в невообразимое тряпье и загримированный Сандер выглядит стопроцентным разбойником. К такому даже подойти побоишься, не то что наехать.
