и даже парк на замке окажется, — система и не думает сдаваться.
— Мой разум в порядке, а в космосе каких только аномальных людей нет. Отлично знаю, там нужны преданные своему делу, с высокой сознательностью и другими качествами. Знаю, в меня вложат колоссальные объемы знаний, улучшат геном, предоставят корабль. И у меня хватает мужества взять на себя ответственность не отступиться.
В голове неожиданно наступает тишина, а во рту ощущается сухость. Понимаю, что языком, прилипшим сейчас к небу, мне пользоваться не пришлось, зато сам себя убедил в личной правоте. После приступа бреда удивляюсь новой уловке от системы, которая не устает сеять зерна сомнений в моем разуме. С удовольствием потягиваюсь, ощущая маленькую, но победу, а мой противник не на того нарвался, ведь мне не трудно отстраниться не только от ложных посулов, но и от самого себя. Справа слышится шорох травы. Алина возвращается, так ничего и не собрав.
— О чем задумался, уже летишь к звездам или мысленно стоишь дом? Оставь пока всё, пойдем смотреть на луну, — она ловко вытаскивает меня наружу и ведет за собой на берег озера, на глади которого уже возникла серебристая дорожка от ночного светила.
Неприятное озарение
Алина блаженствовала от происходящего, искренне радуясь нашему беззаботному бытию. Уверен, в прежней жизни она, подобно мне, редко могла так славно проводить время, слившись с живым миром, да еще в компании родного по духу человека. Теплая летняя ночь, озаренная полной луной, которая меня на самом деле напрягает, прошла за приятными разговорами, почти не утомив нас. А потом прошел еще один день, исполненный неги и томления. На второе утро мое пробуждение было неожиданно резким. Голова трещит, собираясь расколоться надвое. В воздухе чуется неясная тревога. Разум вопит об упущении чего-то важного. Алина еще спит, раскинув тонкие руки на мягкой подстилке. Дабы унять боль, отправляюсь к озерцу остудить и помыть голову или вовсе окунуться.
Вода еще не успела согреться, лучи солнца нового дня пока скрыты за горизонтом, мир свеж и прохладен. После нескольких погружений в пучину сознание проясняется. Исцеление сопровождается неприятными толчками крови где-то в глубине мозга. Память медленно вращает калейдоскоп воспоминаний прошедших дней, не оставляя надежды узреть внятную картинку. Из транса меня выводит боль на правой ладони. Случайно содрал коросту со шрама, который остался на память после безрассудного спуска и подъема с Ваней. Смотрю на кровь, и с запозданием понимаю, что отстраненность на месте, ибо спокоен, хотя несколько минут назад подсознательно опасался, будто пси-закладка сломалась.
Вода расходится кругами от моих ног. Некоторое время стою, стараясь различить свое отражение, и понимаю, что впал в странную иллюзию. Она заставила усомниться в реальности всего путешествия, навязав сладостную негу маленького рая, в котором мы скрылись от жуткого механизма промыслового лагеря. Мой насыщенный приключениями путь, пройденный с напарником, кажется фильмом, выдумкой, так же, как и желание восхождения. Подозреваю, что следящая система все же добралась до меня, жестоко пошутив с восприятием. Если раньше она нашептывала идеи, сбивая мое намерение, то сейчас устроила форменную амнезию. Логический ум подсказывает, понимает, что Алина вряд ли пойдет за мной в космос, и лучше оставить ее, пока мы не сблизились, ибо сказка закончится, а мечта останется мечтой, и жить мне долгие годы с грузом сожаления.
Тем временем от поляны, где стоит шалаш, доносится голос Алины, встречающей утреннее солнце. Мой ум панически мечется, не решаясь на радикальный шаг вперед или назад. Думаю, что можно попытаться вразумить свою подругу, дабы в будущем не жалеть об упущенной возможности. Однако мои слова не приносят желанных плодов, и вообще пролетают мимо ее ушей. Девушка продолжала грезить, а мне остаётся молча смеяться над собой, решившим, что погруженных можно исправить.
— Зачем нам куда-то лезть и бежать, сдалась тебе эта вершина? Ты же счастлив сейчас, как никогда прежде. Гляди, в этом лесу можно жить вечно, только мы и все. Мне казалось, ты одумаешься… Прошу, ради нас, забудь о своих заботах…
Молча выслушиваю, разубеждать уже и не думаю, мысленно отстраняюсь. Отлично понимаю, что сейчас Алиной правят чувства, и часть личности сокрыта. Кто знает, какой она окажется, выйдя из погружения. Подозреваю, что она идеализирует меня и ситуацию, находясь под воздействием гормонов и прочей внутренней химии. Общего языка мы так и не находим. Мне остается только вернуться в лагерь, самому по себе. Раздрай в голове возобновляется, когда торопливо иду сквозь лес, чуть ли не переходя на бег. Втайне надеюсь, что Алина опомнится и последует за мной до конца, до вершины. Но вера тает с каждым шагом, а внутренний антагонист обвиняет меня в слабоволии и сентиментальности. Усмехаюсь над своей наивностью, ведь с юности знаю, что спорить с девушками бесполезно, проиграешь при любом раскладе, вместе с этим раскол ума незаметно завершается.
Потери
Лагерь дельцов и их обреченных слуг продолжает свою нудную игру в капитализм. Но мне уже не до классовой борьбы и справедливости. Стремительно вхожу на территорию стоянки, не глядя на лица, даже руки зачем-то в карманы штанов спрятал. Наверно нервы начали сдавать. Все-таки оглядываю свою одежду, на предмет репьев и колючек, ведь ломился через заросли. На ходу отрываю несколько семян, впившихся в рукава. Выворачиваю карманы куртки, полные листьев и веточек. Останавливаюсь в смятении. На мне нет брелка, того самого, с человечком, ухватившимся за звезду. Почти сразу осознаю, что на полу шалаша именно он блеснул в свете восходящего солнца. Мысленно сплевываю, и решаю оставить его Алине на память, да и то, если заметит.
Мой приятель обнаруживается на привычном месте, с усталым лицом, ссутулившейся спиной и скромной партией новый изделий. Экономического чуда не произошло. Мне ясно, что заказы быстро закончились, а новых людей особо не прибавилось. Однако дело теплится, о чем говорит тихо жужжащий репликатор. Мой напарник ведет какие-то записи, понятные только ему. Докучливые соседи успели разойтись. Оставалось свернуть палатку и выступать, ибо нас теперь точно ничего не держит, и Ваня исчерпал основной потенциал этого лагеря.
Меня еще обуревает беспокойство, из-за своего прокола, и голос едва дрожит, после первых слов, обращенных к приятелю:
— Привет Ваня… Кхе-кхе. Не держи обиду за мое исчезновение, знаю, сам дурак. Засиделись мы с тобой. Давай собираться, нечего здесь больше делать.
— Эээ, друже, за такие дела не винят, а поздравляют. Не менжуйся. Тут все знают, где ты гуляешь, точнее вы оба. И с какой стати надо собираться.
