— Анжела… У меня на фирме сейчас серьезные проблемы. Все свободные деньги, даже те, что были отложены на свадьбу и ремонт в новой квартире, запущены в дело. Поэтому торжество нам придется перенести на неопределенный срок. Не исключаю, что мы сделаем это уже после рождения ребенка. И ты права, я действительно тебе изменил. Поэтому будет лучше, если мы пока дадим друг другу время на то, чтобы все осознать и остыть. Будет лучше, если ты поживешь это время у своих родителей.
— Что? — она натурально опешила, словно я говорил на китайском, и она ни слова не поняла, — Станислав, ты что… ты бросаешь меня? Бросаешь нас? Из-за нее?
— Анжела. Я никогда не брошу своего ребенка. В этом ты можешь не сомневаться.
— А меня, значит, бросишь?! — взвизгнула она, вызывая болезненную пульсацию в моих висках.
— Это квартира моей бабушки, — предпочел я не отвечать на ее вопрос, потому что сам испугался промелькнувшей в голове совершенно четкой мысли о том, что — да, брошу. — А Феврония ее гостья. Ты ввалилась в чужое жилище, испортила чужие вещи и оттаскала за волосы ни в чем не повинную девушку.
— Ну, конечно! Ни в чем не повинную! Прямо агнец божий! Скажи еще, что девственница!
— Я сейчас уйду, а когда вернусь, то хочу видеть здесь полный порядок.
— Что? — ее глаза и рот распахнулись так широко, что совершенно изуродовали прекрасное кукольное личико. — Я еще за подстилками твоими не убирала! Я — мать твоего ребенка! Я — потратившая на тебя всю молодость! Я — сделавшая из тебя того, кто ты есть! Знаешь что, Калинин! Это уже чересчур! Только попробуй сделать хоть шаг за эту дверь!
— Прекрати истерику. Это вредно для ребенка. Ладно. Вызову тебе такси.
Мне хотелось поскорее избавиться от орущей Анжелы, которая уже наверняка своими визгами перебудила весь дом. Только мой палец завис над кнопкой «заказать машину», как отвратительный вечер, плавно перетекший в отвратительную ночь, стал еще отвратительнее.
— Ой! — Анжела согнулась пополам, ухватившись за живот! — Ой-ой-ой! Как больно! Станислав, срочно звони в скорую!
Глава 27К подъезду припарковалась машина скорой помощи. Из нее выскочили двое медиков, а спустя несколько минут показались обратно вместе со Стасом, несущим на руках Анжелу.
Сердце сжалось от стыда и страха.
Я чувствовала себя виноватой. Так не должно было случиться. Если бы я только знала о существовании этого малыша, то никогда бы не показалась на горизонте Калинина. Наверное, мне и самой было бы проще никогда не знать требовательных и удивительно мягких его губ, сильных и уверенных объятий, головокружительного и порочного удовольствия.
Да. Так было бы проще. Так было бы лучше.
Не чувствовать этой всеобъемлющей тоски. Неразделенной любви и страсти. По-детски наивной. До глупости романтичной. До бесконечности невозможной.
Я всего лишь хотела сделать его счастливее. Показать, что могу любить его безгранично, что я уже не та глупая соседская девчонка, которая не могла без заикания выговорить и слова в его присутствии. Чтобы он убедился, что не зря рискнул собственной жизнью, не зря беспокоился обо мне, не зря делился самым сокровенным. А на деле… На деле я та, кто пришла и попыталась все разрушить. Подвергла опасности самое дорогое, что только может быть у человека — его ребенка. Ни в чем не повинное существо.
И что теперь?
Как мне продолжать жить, если с малышом что-то будет не так? Анжеле ведь нельзя нервничать и волноваться, а сегодняшний вечер спокойным не назовешь. И я сыграла в этом главную роль, пусть и не совсем такую, как она думает. Но в одном она права — я хотела. Хотела забрать у нее Стаса. Хотела сама его любить. Сама с ним быть. Эгоистично заграбастать себе и ни с кем никогда не делиться. Да если бы не малыш, я сочла бы за счастье даже быть оттасканной ею за волосы, потому что это означало бы, что несравненная любовь всей жизни Стаса видит во мне соперницу.
Мою дурную голову заселили даже такие абсурдные мысли, что к Анжеле у Калинина не любовь, а привычка, что Кукушкина, словно Снежная Королева, околдовала моего Кая, исказила восприятие мира осколками льда, плотно засевшими в его глазах. Мечтала, что как только Стас узнает меня, почувствует, соприкоснется кожей к коже, то пелена спадет с любимых глаз, а наш поцелуй и вовсе разрушит злые чары. И он влюбится в меня. По-настоящему. До потери пульса. До болезненной тяги ко мне на уровне подсознания. Не захочет отпускать от себя ни на шаг, отменит свадьбу, забудет Кукушкину…
Идиотка.
Глупая и наивная.
Лишь услышав гневные слова Анжелы, я вдруг осознала, как все обстоит на самом деле. Это с моих глаз упала розовая пелена. Я, действительно, всего лишь мимолетное предсвадебное увлечение, сродни стриптизерше на мальчишнике. Сейчас молодые помирятся и навсегда вычеркнут из памяти этот позорный эпизод в виде меня. И будут правы. Ведь между ними долгие годы любви и ребенок.
Видимо, быть чьим-то позором — это моя судьба.
Наверное, родители тоже были правы, когда не стали за мной возвращаться. Диме и Денису — почти девятнадцать, а это значит, что прошло чуть больше года, как Ирина и Сергей вновь стали родителями, а еще через год у них появился Даня. Наверняка, это было тем еще испытанием — воспитывать столько малышей одновременно. Совершенно естественно, что для меня места не нашлось.
Наверное, им было стыдно. Стыдно и страшно. Ведь они так и не смогли рассказать сыновьям обо мне, о своей ошибке, о своем позоре. Скорее всего боялись увидеть в их глазах осуждение, презрение и разочарование… А это на самом деле очень страшно, видеть подобные чувства у самых родных и самых любимых людей. Ирина и Сергей любили своих сыновей, это было видно и с расстояния в километр. Вот только, несмотря на все, мне по-прежнему нет места рядом с ними. Не знаю, зачем они приехали… Думаю, все дело в бабушке… Я совершенно не злюсь на нее, разве можно осуждать человека за беззаветную любовь к собственному ребенку… Но… Но мне все же больно…
Предательские жгучие слезы, что держались внутри на чистом упрямстве, соленой рекой хлынули на щеки, грозя утопить меня едким потоком. Я стояла на крыше, глядя в уснувший город, и плакала. Плакала так, будто от этого зависела моя жизнь, а рисковать ею я права не имела, ведь ради моей жизни Стас однажды рискнул своей.
Не знаю, сколько прошло времени — пять минут, полчаса, час… Но постепенно тело перестало сотрясаться от рыданий, нос утратил способность дышать, а глаза и губы опухли до жжения.
Я вернулась в квартиру Калининых. Принялась собирать свои вещи, надеясь, что не все они безвозвратно испорчены. Это было глупо. Потому что ничего целого не нашлось.
Собирая в косметичку баночки и тюбики, подбирала разбросанные повсюду мелкие игрушки некогда мною любимых киндер-сюрпризов. Эти были особенными. Эти навсегда останутся со мной.
Собирая в мусорный пакет разодранные тряпки, все глубже и глубже погружалась в воспоминания. Далекие, но навсегда впитавшиеся в хромосомы, оставив след в генетической памяти.
