Глава 30
Ригана оттесняют трое стражников, а быстро направившийся ко мне Крев, крепко хватает меня за плечо и в секунду заталкивает в большую черную карету с решеткой на окне. В ней уже кто-то сидит. Краем глаза замечаю на этом человеке белый халат, предположив, что это кто-то из персонала лечебницы. Но меня сейчас больше волнует то, что делается снаружи.
Остальные стражники тут же покидают поле битвы, рассаживаясь по коням, двое из них протискиваются в экипаж и садятся на лавку с двух сторон от меня. Я, не обращая на них внимания, приникаю к решетке и с тревогой наблюдаю за лежащим на земле Теодором и хлопочущей возле него Зоуи. Лина стоит рядом с ним и плачет навзрыд. Ригана мне не видно, зато хорошо заметен Крев, который, подойдя к пытающемуся подняться Теодору и склонившись над ним, тихо, но четко произносит:
— Об этом инциденте я упоминать не буду. На войне мы сражались плечом к плечу, как жаль, что сегодня нам пришлось встать друг против друга.
Тео ему что-то говорит, но я уже не слышу. Стражники отрываю меня от окна, и усаживают обратно на лавку.
Карета трогается, и спустя несколько минут и храм, и деревушка близь Айнверниса скрываются из виду. А за ними и шпили самого замка, ставшего мне настоящим домом.
Слезы снова выступают на глазах, и я начинаю тихо плакать. Знаю, что это совершенно бесполезно и никак не поможет в моей ситуации, но сдержаться не могу.
Боль острыми когтями разрывает грудь, выворачивает наизнанку, волнами клокочет внутри, накрывая с головой. Мой Тео, что с ним? Его поранили? Убили? Зоуи была так бледна, а Лина горько плакала. Я видела капли крови на мостовой. Эта кровь его? Или кого-то другого?
Прикрываю рот ладонью, чтобы громкий нечеловеческий вой не вырвался наружу. Я не переживу, если с ним что-то случится… Не смогу… Это все из-за меня. Мне нужно было сразу пойти к этим стражниками. Не надо было противиться, не надо было прятаться. Пойти и все. И пускай что хотели, то б и делали со мной, зато с Тео было бы все в порядке.
Истерика набирает обороты, рыдания сотрясают все мое тела, я буквально чувствую, как моя душа гибнет от ощущения беспомощности, от осознания, что из-за меня пострадал любимый, пострадали дети. А я ничего не могу сделать, ничем не могу помочь.
Укол в плечо одновременно приводит в чувства и накрывает новой волной тревоги. Удивленно смотрю на впившийся в руку шприц и прозрачную жидкость в нем. Человек в белом медленно вводит лекарство, пока стражник надежно фиксирует мое тело, чтоб я не вырывалась.
— Поспи, бедняжка, — сочувственно говорит мужчина, и я ощущаю, как тяжелеют мои веки, а голова безвольно падает на грудь.
***
— Здравствуй, Эва, — надо мной склоняется улыбающееся лицо доктора Куинкея. Еще б ему не радоваться — заполучил таки меня на опыты.
Мрачно смотрю на мужчину и демонстративно молчу. В том, что я в больнице сомнений не возникает — знакомая палата, знакомая кровать, знакомые люди вокруг. Мои руки привязаны ремнями к каркасу, в вене торчит игла от шприца. Пытаюсь пошевелить конечностями, но эти гады свое дело знают — мне не высвободиться никак. Доктор в ответ на мои попытки ехидно улыбается и достает шприц.
— Ну что же ты такая дикая, Эва? Ведь можешь нанести вред сама себе…
— Что с Тео? — невежливо перебиваю мужчину, но мне плевать. Воспоминания о том, как любимый лежал на мостовой перед храмом, до сих пор стоят перед глазами и заставляют болезненно сжиматься сердце.
Куинкей не отвечает. И я снова начинаю вырваться, отчаянно дергая руками.
— Да все с ним в порядке. Было. Уже хлопочет, чтоб тебя отдали под его опеку, — вздохнув, наконец, говорит лекарь.
Не знаю, стоит ли ему верить, но все же надежда, что он говорит правду, робко поселяется в сердце.
А пока я думаю над сказанными им словами, Куинкей невозмутимо присоединяет стеклянный корпус шприца к игле и начинает медленно вводить лекарство.
— Что это? — нахмурившись, спрашиваю. Снова нырять в беспамятство желания нет никакого.
— О, ничего страшного. Всего лишь успокоительное, — качает головой врач. — К тебе должны прийти посетители, и мне бы не хотелось, чтобы они расстраивали тебя… Или ты их…
Слово “посетители” меня пугает до дрожи. Кто это ко мне наведаться собрался? Неужели этот слизняк Лейтон?
Снова в панике начинаю дергаться, но доктор уже сделал инъекцию и теперь безмятежно наблюдает за моими попытками освободиться.
— Что вы со мной сделаете? — выбившись из сил, слабым голосом спрашиваю я. Успокоительное начинает действовать, и сознание уже понемногу обволакивает знакомая апатия.
— Это все будет зависеть от твоих настоящих опекунов, — сверкает блестящими стеклами пенсне доктор. — Чтоб ты там себе не думала, девочка, мы желаем тебе добра и хотим вылечить.
Ну, да, так я и поверила. Добра они мне, видишь ли, желают. Не знаю, чего желает доктор, а вот мысли Лейтона явно не столь благородны. Он хочет камень. В этом я не сомневаюсь ни на грамм. Но вот откуда он о нем узнал? Поверить не могу, что сестра меня предала… Только вот, похоже, что дела обстоят именно так.
Лейтона я встречаю спокойным, как у удава взглядом. Странно, но он очень отличается от того, каким проходил в воспоминаниях. На самом деле мой зять ниже ростом, не так грозен и страшен, а еще довольно-таки помят, видимо разгульный образ жизни оставил на нем свои отпечатки. Наверное, Эва его очень сильно боялась, а у страха, как известно, глаза велики.
Мне же нечего опасаться, то ли лекарства сделали меня такой смелой, то ли я верю, что Тео меня вытащит, и этот мерзавец мне ничего не успеет сделать.
Мужчина несколько минут оценивающе смотрит на меня, а потом, приблизившись, садится на край кровати.
— Соскучилась, дорогая сестренка? — проводит он пальцем по обнаженной коже запястья, и я вздрагиваю от омерзения.
— Ни капли, — сдерживая тошноту, отвечаю сквозь зубы.
— Ай-ай-ай, какая колючая, — качает он головой. — Раньше ты была более…м-м-м-м… покладистая.
— Теодор меня заберет. Он расскажет всю правду королю, и ты получишь сполна за свои прегрешения, — отрывисто бросаю я, зло сверкая глазами.
— Кто? Теодор? Да он уже и думать о тебе забыл, — хмыкает Лейтон, продолжая поглаживать мою руку. — Нашел где-то там в своем захолустье милую селяночку и развлекается с ней. К чему ему такая морока?
— Теодор никогда бы так не поступил, — ни на миг не сомневаюсь в своем женихе.
Откуда тупоголовому Лейтону знать, что мы с ним пережили. Человек, который меня защищал ценой собственной жизни, не мог спасовать перед бюрократическими трудностями. Но таким низким и гнусным людям, как муж мой сестры, этого никогда не понять. Они сами горазды предавать всех направо и налево, и думают, что остальные такие же.
