— Александр Арсентьевич, не дайте ей уснуть, ей надо много пить.
— Сгинь, Борис, пусть спит, она только согрелась, я не дам ее будить…
И вновь навалилась чернота. В следующее пробуждение Катя почувствовала себя буквально плавающей в огромной луже, под ней хлюпала вода, и все тот же скрипучий голос говорил озабоченным тоном:
— Хорошо пропотела, молодец, девочка, я же говорил, молодой организм, справится…
— Боря, заткнись, или я тебя убью, — вымученно отвечал другой, сиплый, будто посаженный. — Она вся мокрая, ее нужно переодеть. Выйди. Да уберись ты с глаз, я сам, это моя жена…
Катя вслушивалась в разговор, но в уши будто вставили беруши, а ресницы намертво склеили клеем «Момент», даже попытка приоткрыть их отдавала режущей болью. Катя безвольно шевельнула рукой, под ней хлюпнуло, и она, мысленно махнув рукой, поплыла по волнам куда-то за горизонт.
* * *
— Катюша, доченька, — вырвал из забытья еще один голос, и она, наконец-то, его узнала.
— Мама, — сухими слипшимися губами попыталась выговорить, но ее хватило на еле различимый шепот.
— Выпей, вот, доктор сказал, тебе надо много пить, — мама приподняла ее с подушки и поднесла к губам чашку, Катя жадно глотала сладкий лимонный чай, пока не выпила до дна. А потом откинулась на подушки и уже смогла более-менее сносно произнести:
— Ваня, Матвей… Где они?
— Гуляют, с ними все хорошо, доченька, с мальчиками здесь все по очереди нянчаться, они на меня едва взглянули!
— Мамочка, а ты откуда взялась? — опомнилась Катя.
— Меня Саша привез, — мамины глаза смотрели с теплом и любовью, — он мне все рассказал. Он неплохой парень, Катюша, Аллу уже не вернешь, а нашим деткам нужен отец. Ты правильно сделала, что согласилась и вышла за него замуж.
— Как… Он сам к тебе приехал?
— Да. Саша сразу предупредил, что разговор тяжелый, но кажется, он волновался больше меня. И все просил не нервничать, видно думал, я сразу в истерике биться начну, — мама говорила и поглаживала ее по волосам, было очень легко и спокойно так лежать, и Катя снова закрыла глаза. — А что тут биться, я тогда еще Аллочке говорила, что нельзя так, делали детей вместе, вот и отвечать за них надо обоим. Он ей звонил потом, чтобы отговорить, она ведь мне больше рассказывала чем тебе. И знаешь, доченька, что мне понравилось? Саша совсем себя не выгораживал, сказал, я мол, во всем виноват, с дочерью вашей так по-скотски поступил. И еще мне нравится, как он себя с детьми ведет, детки наши с ним уже совсем подружились! Тебе будет хорошо с таким мужем.
— Что ты такое говоришь, мама, — прошептала Катя, качая головой, — какой муж, это фиктивный брак!
— Ну, не скажу, насколько он у вас фиктивный, но твой муж от тебя не отходил, когда ты в бреду лежала, а пока у меня был, раз двадцать твоему доктору позвонил, спрашивал, как ты. Сюда меня привез, чтобы мы увиделись перед отъездом, он меня в Израиль отправляет на реабилитацию. Я честно отказывалась, Катюш, — мамино лицо вдруг сделалось виноватым, — но он очень уговаривал, пришлось согласиться. Ты не обижаешься?
— Что ты, мамочка, конечно нужно соглашаться, я с ним потом сама разберусь, — она погладила мамину руку, а потом решилась. — Мам, а как он тебе… вообще?
— Что значит как?
— Ну… какой он, этот Алкин Александр?
Мама округлила глаза, а потом беспокойно уставилась на Катю.
— Катюша, забудь, прошу тебя. Саша твой муж, тебе бы перестать флагом махать, а подумать о детях и о себе.
— Мам, он правда такой красавец, как его Алла описывала? — в лоб спросила Катя, и мать только руками всплеснула.
— Вы что же, не виделись до сих пор?
— Он у нас любитель по заграницам, — кивнула Катя, — так что я в глаза его не видела. Брак регистрировали по доверенности.
— Не знаю, — мать задумалась, — тебе может и не понравится, если сравнивать с твоим Силаниным. Он вообще другой, старше, серьезнее. А красавец или нет, так с лица не воду пить.
Катя слушала маму с закрытыми глазами, все же, она была достаточно слабой, чтобы долго поддерживать беседу, пусть уже мама сама говорит. Вспомнила, как плавала в холодной луже пота после второго пробуждение и бысто себя ощупала. Сейчас на ней была сухая трикотажная футболка и шорты. Это мама ее переодела? Хорошо, если догадалась сунуть мокрую одежду в стиральную машину, Катя как придет в себя, сама запустит стирку. Не хватало, чтобы ее белье стирали в общей прачечной чужие мужики!
— Мам, а ты куда мою одежду дела? Которую с меня сняла?
— Какую одежду? — не поняла мама. — Я ничего с тебя не снимала, доченька, да я только час, как приехала.
«Это он меня переодевал. Что теперь делать? Дать по роже? Так он хотел как лучше». Мысль, что посторонний мужчина касался ее тела, мало того, видел ее голой в таком беспомощном и неприглядном виде, была унизительна. Но тут уж ничего не поделаешь.
Попрощавшись с мамой, Катя позвала Бориса.
— Где ваш босс, я хочу его видеть.
Худощавое лицо доктора оставалось спокойным и невозмутимым.
— Александр Арсентьевич уехал, в Испанию вас будет сопровождать Шелест. А сейчас берите чашку и пейте, нужно срочно компенсировать потерю жидкости. Вам следует хоть немного окрепнуть до перелета.
Катя никогда раньше не была в вип-зале аэропорта, она и самолетом летала всего несколько раз с тех пор, как начала зарабатывать. Один раз в Грецию, второй в Хорватию, и конечно слышала об удобствах, которые предоставляют аэропорты состоятельным пассажирам. Но когда их на входе в Премьер-VIP зал встретил сотрудник, забрал багаж, билеты и отправился сам регистрировать всех пятерых пассажиров на рейс, она почувствовала даже что-то сродни благодарности к своему фиктивному супругу. Потому что не представляла, как вообще перенесет этот перелет.
Катю с малышами сопровождали Павел и Женя, тот самый рыжий смешливый охранник. Она была еще слишком слаба, но по словам Павла все документы были готовы, и сидеть дальше в лесном бункере смысла не было. Потому и взяли с собой Женьку, мальчики к нему привязались, ходили за ним хвостиками плюс внушительное телосложение парня говорило в его пользу, вот и сейчас он без труда усадил обоих малышей на одно плечо.
Александр вновь проявил заботу о новообретенной семье, и перелет предстоял в салоне первого класса самолета. Катю заставили лечь на удобный мягкий диван, в который превратилось разложенное кресло, а малышню Женька утащил к себе в соседнее купе. Или каюту, как кому нравится. Отсеки для состоятельных пассажиров первого класса назывались по-разному, но суть их была одна — дать пассажиру почувствовать себя на борту самолета особенным. Кате же в первую очередь хотелось элементарно протянуть ноги, поэтому она с удовольствием улеглась на разложенном кресле, в который раз мысленно поблагодарив невидимого доселе мужа.
