И дело тут же сдвигается с мёртвой точки.
Накинув Вике на плечи куртку, я отправляю её в машину, чтобы не шокировать ценами и оставить в секрете гравировку, которую прошу сделать.
И я не знаю почему мне так хорошо. Легко, весело и так просто с ней. Ведь она как открытая книга: все эмоции тут же налицо. Дуется, злится, обижается, хмурит брови, но и так же искренне радуется. Это похоже на забавную игру, хотя я прекрасно отдаю себе отчёт, с чем играю.
И плевать! Это, правда, нечто крышесносное. Особенно если учесть, какой мне достанется приз. К яйцам словно гирю подвешивают, как представлю её голенькую в своей постели. Всё остальное неважно. Все эти штампы, свадьбы, кольца, условности - всё это для девочек. Сказки. Ну, могу немного побыть и сказочником. Для разнообразия. Почему нет? Это так вдохновляет.
Коротенькое платьице, длинные перчатки, белые кожаные сапоги - не знаю, как я пережил их покупку. Телефон звонил не умолкая - видимо, это меня и спасло от собственноручной лоботомии.
Вынырнул из недр последнего телефонного разговора я в примерочной, где Вика в очередной раз переодевалась, а я терпеливо помогал ей с замками, крючками, пуговицами и хрен знает какие ещё дьявольские штуки крепят на эти платья, лишь бы усложнить доступ к женскому телу до уровня недосягаемости.
Её прелестный лобик портит хмурая складка, потому что «как я не понимаю!». Ведь на улице зима, в одном платье холодно, а её кислотного цвета куртка не очень смотрится на белых кружевах.
- Какую-нибудь бы горжетку, пелерину, даже не знаю что, - устало падает она на кушетку, и я тоже опускаюсь на пол, чтобы помочь ей расстегнуть заканчивающиеся где-то в бесконечности её ног выше колен мягкие голенища.
- Скажи, зачем мы всё время их снимаем и надеваем? - смотрю я на входящий номер и не отвечаю - я и так слишком много пропустил на этом празднике неприличного разбрасывания деньгами.
- Ну, не буду же я в них ходить по торговому центру, - она силится дотянуться до молнии на боку.
- Почему? - не могу я себе отказать в удовольствии и скольжу пальцами по маняще открывшимся под платьем бёдрам. Она стискивает мою руку. Её укоризненный взгляд, видимо, должен меня остановить, но это не работает: я видел слишком много, чтобы моё воспалённое воображение не представило остальное. Ширинка поднимается плащ-палаткой.
- Это же на свадьбу, - сверлит она меня взглядом.
- Ладно, уговорила, платье давай снимем, - лениво поворачиваю её вполоборота.
- Алекс, - шипит она и пытается вырваться, но я уже запускаю руку в мягко разъехавшуюся молнию.
- С-с-с... А-а-а-а, - выдыхаю я ей в шею свои однобуквенные восторги, сжимая твёрдый сосок, лаская эту упругую сисечку, что определённо сводит меня с ума. - Если я кончу на твоё новое платье, - трусь я об её чертовски соблазнительную задницу, - оно же не испортится?
- Конечно, испортится, - цедит она сквозь зубы, хоть уже и сама выгибается, откидывая голову мне на плечо, уже дрожит. - Но я легко померяю ещё штук пятьдесят. И, клянусь, каждое тебе придётся застёгивать.
Вот плутовка! Нет! Только не новые платья - резко слетает с меня весь похотливый пыл. И я тут же вспоминаю, что с обеих сторон от нас в кабинках люди, что в дверцу за моей спиной кто-то только что пытался войти.
- А знаешь что, - целую я её в шею и убираю руку. Хрен с ним, справлюсь я как-нибудь с этим стояком. Потерплю. - Зачем тебе горжетка или как там её? Давай просто купим шубу.
Она замирает, пока я застёгиваю молнию снова. И смотрит как на идиота, пока застёгиваю обратно и сапоги.
- Я не шучу, не шучу, - поднимаю её на ноги и прямо за руку веду в меховой салон.
Нас встречают с восторгом.
— И куда я потом дену эту шубу? — крутится Вика перед зеркалом в снежно-белой норке. Такая хрупкая, нежная, юная. Ей безумно идёт. В этом платьице, на шпильках, в лёгком облаке меха она смотрится богиней. Мне кажется, я сам себе начинаю завидовать.
— Да какая мне разница куда. Выкинешь, — отмахиваюсь я равнодушно и иду расплачиваться на кассу.
Вижу, как тщательно она сдерживает улыбку, когда возвращаемся со всеми покупками в машину. Как недовольно поджимает губки, пытаясь убедить меня, что всё это ей не надо. Не нравится. Лишнее. Ни к чему.
Да, моя милая обманщица, я тебя заставил. Принудил. Настоял. Немного подожди, и когда мы поженимся, тебе не понравится ещё больше — я увезу тебя на шопинг куда-нибудь в Милан. Или не увезу — остужаю я разыгравшееся воображение.
И всё же этим девочкам так приятно делать приятное. А этой кукле-растрёпе почему-то особенно.
Пожалуй, не откажу себе в последней радости. В машине сажаю её себе на колени. Благо, что за рулём Михаил.
— Куда мы едем? — вырывается она из затяжного, как прыжок с парашютом, поцелуя.
— Домой.
— К тебе или ко мне?
— Ты — к себе, а у меня ещё есть дела. Я позвоню.
— Не боишься, что я сбегу? — коварно прищуривается она.
— Нет, — смеюсь в ответ. — А зачем? Это же ты меня заставила.
Хотела бы сбежать — не спросила. Хотела бы отказаться — отказалась. Честно, я бы посмеялся, немного поиздевался, но уступил. Я же не изверг. Но она не сделала второго, не сделает и первого. Брякнула по глупости, взяла на «слабо» — теперь это долг чести. И к счастью, не моей.
— Виктория-почти-Берг, — открываю ей дверь подъезда, чтобы она могла втиснуться со всеми своими пакетами. Она замирает в смятении.
— Мы не договаривались на твою фамилию.
— Мы вообще ни о чём не договаривались. Ты всего лишь предложила своё тело в обмен на штамп в паспорте. А я согласился. Но так и быть, я дам тебе свою фамилию.
— Сомневаюсь, что ты вообще позорно не сбежишь со свадьбы, Алекс Берг.
— И не надейся, моя дорогая, — Не знаю, как она заставила меня согласиться. Но отказаться точно не заставит — пусть даже не пытается. Дьявольский смех за кадром, а в кадре я дежурно тыкаюсь губами в её персиковую щёчку. Довольно равнодушно. — Я своё слово держу. И ещё будет салон. И юрист. И договор. Ну, ты всё помнишь. По прейскуранту.
Она гневно дёргает плечиками и исчезает за дверью.
А я как дурак стою у закрытого подъезда и улыбаюсь.
Ответьте мне кто-нибудь, чему?
43. Виктория
- Вик, ты вообще, что ли, сумасшедшая? - визжит в трубку Ленка.
Мне кажется, её слышат все спешащие с утра на работу прохожие рядом со мной, но это уже цветочки. Когда она орала на меня в метро, кажется, проснулся даже дремавший в тёплом вагоне бомж. «Какой Берг! Какая свадьба! Какой штамп в паспорте!»
- Ты, можно подумать, не знала кто я, - вяло оправдываюсь.