— Я не понимаю ничего в этой магии, Сальвадор, — Рика чуть качнуло вперед, и он тяжелей оперся на клинок, — я не маг. И не был им, и уже не стану. Мег нет среди нашедших покой у Мафрея. Это все, что я знаю.
Но почему тогда сработала кровная связь? Самая последняя магическая опора, та, к которой прибегают в самом исключительном случае.
В голове совершенно неожиданно загудело. Мысли стали до омерзения тяжелыми, неуклюжими, и Сальвадор начала ощущать, что не может додуматься до чего-то безумно простого. До чего?
Запястье обожгло болью.
Пауль, куда ты опять влип?
На это запястье Сальвадор руками Анука переплела чары, предупреждающие ее, что один безмозглый эффинец ходит где-то рядом со смертью.
Так она почувствовала ту угрозу от стряпничей.
Каких усилий ей стоило создать эти чары, чтобы не заметил Эльяс, не ведал ни один из пустынных духов.
Но Ворон не знал. И чары, которые были созданы им, чтобы узнать, когда Сальвадор нарушит правила пари, не сработали.
А запястье жгло все сильнее — вероятность смертельного исхода для Пауля становилась все твёрже.
Великие шайтаны и все их сорок девять жён, как невовремя…
Она закрыла глаза человека и открыла очи пустыни. Смотрела тысячей глаз пустынных кошек, ушастых лис, песчаных ящериц и ядовитых змей.
От непривычки закружилась голова. Она давно не смотрела настолько глубоко.
Но в лагере эффинца не было. Куда-то же он делся…
— Где ты, Пауль? — шепнули ее губы, и в этот же миг она его нашла. Там, где его быть не должно было.
У белокаменной арки, затянутой синеватой пеленой магии, с обнаженным клинком шагающего навстречу трехглавому крылатому псу Фарею, стражу оазиса Ахиллам…
Три тысячи шайтанов, зачем его туда-то понесло?
Она открыла глаза Мун и поняла, что сердце колотится где-то в горле.
А ещё к этому горлу было прижато острие тяжёлого клинка Рика Ландерса.
— Я бессмертна, ты же знаешь, — насмешливо произнесла Сальвадор, глядя на выходца снизу вверх.
— Да, — кивнул Рик, — ты бессмертна, но это тело нет. Захочешь ли ты умирать этим телом, Сальвадор? Пески шептали, у тебя спор с богом. Что будет, если ты умрешь здесь и сейчас?
— Как Мун мне умирать можно. Как Сальвадор — нет, — невозмутимо ответила Судья, прекрасно понимая, что правда ей сейчас не на руку. Но врать она ненавидела.
Рука должна была разить смертную. А не духа в смертной оболочке.
В конце концов Рику, сама виновата, она могла явиться сущностью, как являлась всем приходящим на ее капище.
Но явилась смертным телом…
— Тогда тебе бы лучше подумать, госпожа, — холодно выдохнул Рик, — что тебе нужно от моего брата? Он не в ответе за мой грех. За него расплачиваюсь я, за него мне нет покоя. Твоя месть и так затронула его, и так отняла у него семь лет. Оставь его сейчас.
Запястье зажгло с новой силой. Если переводить с магического языка на доступный — Смерть уже седлала своего шайтана. Ещё не выехала за Паулем, но…
Оставишь его, как же. Чуть глаза отведи — он умудряется найти на свою широкую спину приключений.
Ой, не повезет той смертной, на которой Пауль Ландерс изволит жениться.
А меж тем, давление меча Рика стало сильнее. По коже даже побежала кровь — маленький порез на шее уже был.
Нужно сказать спасибо, что он хоть давал ей время подумать.
Видимо, и вправду хотел понять, что стало с сестрой.
Но что делать с тем, что Сальвадор в Ахиллам хода не было? Только смертным или богам.
Всем, застрявшим на промежуточной стадии, предлагалось сидеть тихо и не привлекать божественного внимания.
И Анук туда тоже не пройдет, он не смертный, он — сосуд Сальвадор, тело без души.
А если…
— Рик, — Сальвадор глянула на выходца изучающе, — ты хранишь свою семью, так?
— Я пытаюсь, — хрипло откликнулся выходец, — при жизни я не справился, сейчас могу и того меньше.
— Твой брат в беде, — ровно произнесла Судья, заставляя себя говорить голосом истины, тем, что не лгал никому, и его слышала и верила любая душа, — и я могу ему помочь, если ты меня об этом попросишь.
— А жертва? — хрипло поинтересовался Рик. — Разве за свои просьбы тебе не полагается брать плату? У меня нет ничего, что я могу принести в жертву.
— Плата будет, — Сальвадор качнула головой, — платой будешь ты…
24. Никому не выгодная сделка
— Ты станешь моим реликтом. И не вернешься больше в Страну Вечных Снов. Покой для тебя станет недостижим.
Она была обязана назвать ему цену. У него, выходца, не было больше возможности ей заплатить ничем, кроме верной службы. В смертном мире ему ничего не принадлежало.
На самом деле — это была высокая цена. Он заплатит своей свободой и станет её орудием. При том, что гордыня его укрощена только недовольством совета предков, но это не значит, что Рик Ландерс принял свою вину и испытывал перед Сальвадор только глубокое почтение.
Нет. Не принял. Не испытывал.
И делать его реликтом в этом случае — бросать вызов Мафрею, да и просто — обрекать саму себя на ряд неприятностей. Ведь реликтом не становятся на пару ночей. Реликты — орудия богов и полубогов и остаются ими до конца вечности. А оружие, что не верит в твой промысел — сослужит плохую службу.
Но выбора не было совсем. Ещё это бы сработало.
— Что угрожает Паулю? — Да, Рик хорошо понимал величину этой платы.
— Ты увидишь сам, брат героя, — она говорила это все тем же гласом истины, просто чтобы не тратить времени на доказательства своей правоты. Времени и так не было: — там, за половину фарса отсюда, Фарей распахивал крылья и угрожающе скалил зубы, глядя на приближающегося человека.
И как ей хотелось явиться туда самой, настоящей, и оттолкнуть этого безмозглого мужчину, что зачем— то шагал в пасть шайтану смерти.
Фарей был огромен — в два роста взрослого воина, с пастью, из которой рвались клочья пламени, когда пес был особенно разъярен.
Фарей был магически прикован ко входу в оазис, вот только Пауль тех цепей не видел. И все его оружие составляло только клинок, зачарованный Эльясом, магическое чутье да воинское искусство.
Все это отлично помогало в охоте на голодных, но слабых хорл, а вот с псом-привратником это уже не сработает.
Великие шайтаны, как же мало времени…
Но она не могла торопить Рика, безмолвно обдумывающего ее предложение.
Она и так прибегла к уловке, чтобы поиметь возможность вмешаться в судьбу Пауля. Ведь напрямую её это не касалось и не её это было дело — в каком месте эффинец ищет себе приключений.
