— Так вот оно что! Тем более он тоже должен за это ответить. Поддержать тебя.
— Каким образом? Ему же не надо избавляться от ребенка! Неужели ты думаешь, что он примчится из Арктики? Только ради того, чтобы сочувственно погладить мне руку перед операцией? Спустись с небес, Лу, надо же реально смотреть на жизнь. Он мужчина! И к тому же нефтяник. — Нашарив стаканчик, Марианна еще раз глотнула бренди. — И… и он горец, черт его побери. У них шкура толстая.
— Но Кейр совсем не такой!
— Откуда тебе знать? Ты видела его всего два раза.
— Человек с толстой, как ты говоришь, шкурой не стал бы присылать тебе диск с пением полярных птиц и пленку со звуковым эквивалентом северного сияния. Он сумел понять, как слепая женщина видит мир, представляешь? Ты можешь считать Кейра чудаком, даже ненормальным, но никак не бесчувственным человеком. Если бы он и впрямь был таким холодным чурбаном, ты вряд ли бы легла к нему в кровать.
Марианна молчала. Луиза налила ей чаю и поставила чашку рядом с ее правой рукой.
— Попей. Рвота сильно обезвоживает организм.
— Пожалуйста! Не произноси этого слова, а то меня опять начнет выворачивать. — Марианна нащупала чашку и медленно поднесла ее к губам. Чашка была из полупрозрачного костяного фарфора, она обхватила ее обеими руками, грея замерзшие пальцы. — Кейру не нужно говорить, что я беременна, это же все равно ничего не даст. Как-нибудь обойдусь и без его помощи, сделаю все что надо, когда подойдет срок.
— Я понимаю, солнышко. Я просто подумала, что если ты с ним увидишься, господи, я хотела сказать, встретишься, ну… и все ему объяснишь, то… — Луиза замолчала, не договорив. И принялась водить пальцем по скатерти, по вышитому узору.
— То что, Лу?
Луиза почувствовала легкую угрозу в голосе сестры, но все-таки рискнула высказаться:
— Я подумала, что ты, возможно, все воспримешь иначе? Кейр этому поспособствует.
— О чем это ты?
— Я подумала, что, если он будет рядом… ты, ну… не станешь ничего делать.
Марианна даже не шевельнулась, сидела и молчала. Луиза вспомнила, как пряталась в детстве под стол от разъяренной сестренки, когда та в бешенстве наугад швырялась в нее чем попало. Ей снова захотелось спрятаться, когда она услышала властный голос Марианны:
— Я правильно тебя поняла? Ты полагаешь, что существует какая-то вероятность, пусть и ничтожная, что я все-таки оставлю ребенка?
Луиза еще раз провела пальцем по вышивке и робко подтвердила:
— Да, полагаю.
— Ты сошла с ума.
— Вполне вероятно. Многие наверняка считают меня чокнутой. Пишу книжки про вампиров, сплю с мальчишкой, который вдвое меня моложе и совсем недавно тоже выглядел как вампир. — Луиза схватила чайник и резко налила себе еще чаю, так что часть выплеснулась в блюдце. — Хочется стать тетушкой или кем-то вроде суррогатной матери. Поздновато в пятьдесят один год, и тоже свидетельствует о том, что у меня не все дома. Но не факт, что я буду плохой матерью. Или факт? — добавила она неуверенно, разглядывая теперь не скатерть, а чай.
— Давай-ка все уточним. Итак, ты хочешь, чтобы я родила ребенка, а ты, значит, будешь его растить?
— Нет, я хочу, чтобы ты его растила! Но если ты не хочешь или, как тебе кажется, не сможешь это сделать, то да, я сама его воспитаю. С твоей помощью, — добавила она. — Пойми, солнышко, это же наш последний шанс. И твой и мой. Мы сможем, вдвоем мы обязательно справимся! Говорят, что для ребенка главное не наличие обоих родителей, а забота, любящая семья. Разве мы с тобой не сумеем окружить это дитя любовью и заботой?
— Лу, мы с тобой две пожилые тетки. Причем одна из них слепая!
— И что? Теперь рожают даже мои ровесницы.
— Да, но благодаря вмешательству медицины. Их поддерживают гормонами, подсаживают искусственно оплодотворенные яйцеклетки. Это уже какое-то насилие над природой. Извращенки.
— Ничего подобного. Просто женщины, доведенные судьбой до отчаяния.
— Это ты, что ли, женщина, доведенная до отчаяния?
— Я? Ерунда какая! У меня успешная карьера, у меня полно денег, у меня есть любимый мужчина и возможность наслаждаться любовью, уже не думая о последствиях (слава Богу). Но я была бы рада пополнению в нашей семье. Мне так хочется, чтобы у тебя появился ребенок! Это же подарок судьбы, которая решила возместить тебе потерянного ребенка и погибшего мужа. Конечно, я буду рада этому ребенку. Однако гораздо сильнее я буду радоваться тому, что у тебя появится дитя.
— Никакой ребенок не возместит мне моего Харви.
— Конечно нет. Я понимаю. Прости, я могла что-то не так сказать. Но, думаю, ты все равно поняла мою мысль: «Господь дал, Господь и взял»[28]. Он взял у тебя слишком много, Марианна. И думаю, решил, что пора возвращать долг.
Марианна ничего на это не сказала. Тяжко вздохнув, Луиза спросила:
— Не хочешь все-таки поесть овсянки? Она еще теплая. Сахарница слева от тебя.
Марианна словно ее не слышала.
— Это будет что-то запредельное. Ну какая из меня мать? Не мамаша, а тихий ужас.
— Что ж, возможно, ты нисколько не преувеличиваешь.
— Еще и слепая.
— Ясно, что будет нелегко. Но у тебя есть я. Отчасти даже Гэрт, если он к тому времени не сбежит. Он крупный специалист по воспитанию младенцев и вообще детей. Он же самый старший, а всего их в семье шестеро. Тебе это известно? Втроем как-нибудь справимся. Обязательно справимся.
— А если ты куда-нибудь уедешь? Что я тогда буду делать?
— Наймем няню.
— Но у нас нет для нее комнаты!
— У нас нет комнаты и для самого ребенка! Значит, переедем. Ребенку нужен сад, где можно поиграть, ему нужен свежий воздух, деревья, чтобы он мог лазать по ним.
— Прекрати! Уйми свою фантазию! Ради бога, Лу… хватит городить небылицы. Это ведь не сюжет для твоей очередной книжки. А мы не персонажи, которые обязательно обретут счастье в финале. Это реальная жизнь! Моя!
— Верно, но еще и жизнь твоего ребенка.
— Это уже откровенный шантаж. Игра на чувствах.
— Знаю. Но ведь я правду говорю.
— Я не желаю, чтобы мной манипулировали. Мне ничуть не стыдно, что я залетела и что теперь собираюсь прервать беременность. — Она глотнула чаю. — Еще не факт, что я смогла бы его выносить.
— Ага!
— И что означает это твое «ага»?
— Оно означает, что теперь я поняла, почему ты так жаждешь избавиться от собственного ребенка. Думаешь, что все равно ничего не получится. Заранее хочешь подстраховаться.
— И что? Я действительно могу его потерять. Мне сорок пять лет!
