Я перестала дышать. Выходит, я — обыкновенный подкидыш?!
Король продолжал говорить, прижимая меня к себе ещё крепче:
— Тогда я бродил вокруг Ясеня, не замечая: взошло солнце или уже закатилось, наступил день, или не окончилась ночь. Тьма, ползущая изнутри, сжигала меня. Я не помнил, что должен остаться живым, чтобы защищать моё королевство. Думаю, тогда я и человеком не был, не то, что королём.
Ведь только вчера меня ослепляло счастье: моя возлюбленная ждала ребёнка, я любовался ею, слушал, как толкаются ножонки моей дочери. А сегодня мои любимые умерли, наступил день, который не ждёшь, как день своей собственной смерти. А ведь маги-лекари, верховный маг — все собрались, чтобы их спасти.
Я умолял Ясень сжалиться, но очнулся на коленях перед мёртво молчавшим деревом, когда меня попросили подписать документы и приказы, чтобы похоронить мою семью.
Я сидел под деревом без ощущений, без мыслей, пустая человеческая оболочка. Кажется, было темно, потому что вдруг появился свет, словно фонарик загорелся на одной из веток. Крылья у меня появились, будто сами собой, потому что мне показалось, что этот свет вернёт меня к жизни. Я поднялся по этой иллюзии, как по ариадниной нити, к самой тонкой ветке кроны и увидел гнездо. В гнезде мне улыбалась крохотная девочка, со светлыми кудряшками и коротенькими золотыми крылышками.
Подкидыш Ясеня.
Ты, Сашка.
Я схватил тебя на руки и скатился с веток на пол, прижимая к себе, а ты всё так же улыбалась, а твои крылышки сияли, ярче солнца.
— Вот почему я не синяя птица счастья, а кукушонок в твоём гнезде, пусть и золотой, — разочарованно прошептала я, пытаясь слезть с колен короля, точно чужого мне человека.
Мой папа чужой мне по крови!
Мой папа… мне чужой!
— Счастье — это просто счастье, не важно, какого оно цвета, золотое или синее, — не отпустил меня король, — я умру за тебя, Сашка, ты моя дочь, золотая — синяя, мне всё равно. Ты просто свет в моей жизни.
— И когда ты собирался мне рассказать обо всём? — попыталась вырваться я.
— Никогда, — честно ответил он, удерживая меня в объятиях. — Обо всём знал только верховный маг. Он хоронил мою дочь в склепе с королевой. Я надеялся, что ты… не узнаешь.
— А Офелия? Раз ты так сильно любил королеву, ты не можешь полюбить так же другую женщину? — нахмурилась я.
— Судя по тому, что вчера мне хотелось убить за своеволие тебя, Офелию, Финиста и этого мальчишку упрямого, Максима, — я люблю Офелию, иначе, чем королеву, но люблю. Вы в своей юности и жадности к новым впечатлениям не понимали главного: владыка Белого леса не чувствовал разницу между мёртвым и живым. Одно движение меча: и я не знаю, чтобы мы делали сегодня с мёртвым деми… этим мальчишкой, — закашлялся король.
— Скажи, а Леодар знал, что я тебе неро-о-…дная-а-а-а? — слово не выговаривалось, но необходимо было узнать всё и сразу, ещё раз затевать такой разговор я была не в силах.
— Боюсь, что знал, — через тысячу вздохов молчания ответил король.
— Мне необходимо поговорить с верховным магом, — я ускользнула из кольца рук короля и сухо поклонилась ему.
Я ушла, не оглядываясь на несчастный взгляд короля, на его сомкнутые побледневшие губы, на гримасу душевной боли на его красивом лице.
Пока я не могла его простить, не могла утешить. Картинку надо было сложить до конца, только тогда я пойму, как мне поступить.
Кабинет верховного мага всегда казался мне холодным и тёмным, хотя тут было и светло, и тепло, должно быть, так выражалось влияние сильной и трудной для моего восприятия магии.
Жалким и бледным выглядел огонёк в роскошном камине из зелёного камня. Зелёное, алое и золотое причудливо оттеняли друг друга в кабинете мага.
В детстве я не принимала никаких запретов: в кабинет верховного мага я заходила так же часто, как в отцовский, то есть, в королевский.
Как трудно отучиться называть короля отцом!
И заставить себя перестать считать его самым родным и самым любимым человеком на свете.
А может, и не нужно?
Я осторожно присела на краешек кресла, оглядела стеклянный стол: стопки бумаг в идеальном порядке, чернильницы, карандаши, словно разные виды войск, приготовившиеся к манёврам. Однажды я нарочно разлила на этом столе чернила, чтобы пускать по фиолетовым ручьям белые кораблики, кривые, наскоро сложенные из каких-то важных документов. Я забралась под стол и смотрела сквозь прозрачную крышку, как они быстро плывут к краям вместе с каплями чернил. Маг вытащил меня из-под стола грязную, но совершенно счастливую и повернулся к королю:
— Всё прекрасно! Недаром она названа «Дерзкой». Она дерзает жить в этом мирке по своим правилам.
Сегодня кроме документов и письменных принадлежностей посредине столешницы лежали газеты. Сверху «Утро в Первом королевстве» с огромной статьёй, посвящённой вчерашней охоте.
«Для него нет разницы между живым и мёртвым. Одно движение меча и…» — зазвучал во мне охрипший голос короля.
Меня запоздало встряхнуло от ужаса.
Я просмотрела статью. Новостники не скупились на эпитеты и метафоры, но всего они не знали и не могли предположить, а чёрно-белый рисунок Белого леса не передавал его зловещей красоты, отложив газету, я случайно взглянула на дверь. Верховный маг — Аргрегоус Солт смотрел на меня, стоя у порога кабинета. Интересно, как давно он вошёл?
— Светлого утра, принцесса. Я предполагал, что вы навестите меня сегодня, — он уселся в кресло напротив меня. — Дикт начал делиться самыми важными секретами?
— Да. Король мне рассказал всё, — тихо и медленно проговорила я.
— Всё он и сам не знает, — усмехнулся маг, — ты задумывалась, сколько мне лет?
«Несколько сотен», — чуть не сорвалось с моего языка.
— Я — ровесник короля, — снисходительно усмехнувшись, сказал маг, было видно, что он угадал мои мысли, — мне пришлось заплатить больше, чем я рассчитывал. Но оно того стоило! Так?
Я ещё не понимала, о чём он говорит, но послушно кивнула.
— Ясень принял тебя, дал жизнь и крылья. Принцесса дерзнула остаться в живых, а ведь я принёс к древу жизни ребёнка с остановившимся сердцем. Ты — дочь короля, Ясеня и моя в той мере, в какой я заплатил за свет в твоих глазах частью своей жизни.
— Я неродная дочь короля? — уточнила я, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди от радости.
— Кровь от крови его. Но синие крылья навсегда стали золотыми, чтобы ты помнила о приёмном отце — Ясене, — как-то очень печально посмотрел мне в глаза маг.
— Я? Значит… а почему тогда… король? Не знает? — я позорно плакала и не могла остановиться.
Аргрегоус не поленился обойти стол, чтобы вложить в мою ладонь свой платок и обнять меня.
