Петрович наконец-то находит в себе силы скинуть яркого противника со своей спины в кусты, но сразу подняться на ноги и снова ринуться в бой у него не получается. Он рычит, отпугивая противника, и оборачивается к нему лицом, зловещий и яростный. Но у яркого соперника, кажется, новая тактика. Вот секрет его успешности — он очень изобретателен, в то время как Петрович полагается на грубую силу броска и на запугивания.
Самка в окне с интересом наблюдает схватку, ведь этот бой ведется в ее честь! Голосовыми звуками она поощряет яркую особь. Теперь становится совершенно ясно, кому она отдает предпочтение, и Петрович сражается уже не за самку, а за право доминировать на этой территории.
— Красноносый алкаш! — выкрикивала яростная Марьванна, едва не вываливаясь в кухонное окно. — Не смей трогать Кошу! Пошел вон! Вон! Сами разберемся!
Но Петровичу уступать не хочется. На желания самки он, конечно, плевал. Его древние инстинкты, заложенные в него природой, сильнее гласа разума. Разум — это сравнительно недавнее изобретение эволюции, совсем свежее, еще не отрегулированное. Поэтому он часто не срабатывает и уступает таким мощным инстинктам, как желание самца доминировать. Петрович отвечает самке молчаливым упрямым отказом и снова яростно набрасывается на яркую особь, сталкивая противника в кусты. Вон они сцепились, молотят друг друга кулаками. Петровичу несладко приходится, противник все так же колотит его палкой куда придется.
Петрович пронзительно кричит; кажется, он серьезно ранен. Да, точно. Противник исхитрился и укусил его за переднюю конечность. У яркой особи на удивление хорошие зубы для его возраста. Полный комплект. Петрович такой кусачестью похвастаться не может. У него частичный съемный зубной протез и мост, по которым можно определить приблизительный возраст Петровича — шестьдесят пять лет. Рисковать ими он не готов, а потому отступает от соперника, яростно щелкающего могучими и здоровыми челюстями.
— Это против правил! — заверещал покалеченный Петрович, баюкая укушенную руку.
— А ты думал, — зловеще пропыхтел Кощей, тяжко дыша и сверля Петровича злым взглядом, — что я тут с тобой шутки шутить буду?! Я те голову откручу, к заднице привяжу, и скажу, что так и было!
Победа явно остается за яркой особью. Он отряхивает репьи со своего бархатного пиджачка, и уже не обращает внимание на поверженного Петровича, который огрызается скорее для того, чтобы сохранить лицо, а не чтобы напугать соперника. Самка в окне торжествует и ждет своего героя.
— Кощеюшка! — вопила Марьванна восторге, высовываясь по пояс в окно. — Спаси меня!
И яркая особь Кощей готов сделать последний шаг и ступить на запретную ранее, но отвоеванную ныне территорию. Но что это? Что его так пугает? Отчего его триумфальное шествие по мостику через лужу вдруг прерывается?! Отчего он бежит назад и ищет спасенья в объятьях соперника-Петровича?! И тот тоже напуган?! Что происходит?!
Петрович и его удачливый соперник Кощей слились в поистине страстных объятьях. Их конечности судорожно дергаются, оба самца порываются вскарабкаться друг на друга как на телеграфный столб или высокую сосну. Их глаза неестественно выпучиваются, челюсти отвисают. Что за опасность притаилась там, в кустах?!
А-а-а, это Колесничиха. Больная самка… кажется, она заразна. Возможно, отравлена собственным ядом, его избытком, поэтому прикасаться к ней не безопасно. Выглядит она ужасно. Примерно так же, как выкопанный из старого муравейника скелет воробья. То есть практически мертвой, но по какой-то неясной причине способной передвигаться. Болезнь рисует на ее лице причудливые бурые, серые и зеленые пятна. Она поразила не только кожные покровы Колесничихи, но, кажется, еще и мозг, раз та сбежала от лекаря и прогуливается в том мечте, в котором предположительно подцепила заразу.
Ее голова раздута и неестественно-зеленого цвета, красные глаза с трудом помещаются в глазницах, все лицо покрыто бородавками, но сама себе Колесничиха кажется милой и привлекательной. Она приветливо машет рукой, и недавние соперники вцепляются друг в друга еще крепче в поисках поддержки.
Колесничиха — хищная и юркая плотоядная перезрелая самка. Она ищет по жизни только доминирующего самца, но, кажется, не определилась для самой себя в том, в какой сфере самец должен доминировать. А это означает, что все самцы поблизости от Колесничихи находятся в потенциальной опасности. Ведь любого из них она готова схватить и утащить в свою нору для последующего насильного спаривания и ритуального отгрызания головы. Самец без головы некоторое время еще может жить, но его тело полностью подчиняется воле Колесничихи. Если по какой-то причине Колесничихе не удастся с первого раза отгрызть всю голову, или голова вдруг отрастет на место, такой самец от Колесничихи, конечно, ускользает.
Но, кажется, сейчас опасность грозит конкретно яркой особи-победителю. На этом поле боя он явный доминант, и Колесничиха сосредотачивает все свое нежное внимание на нем. Ее быстро распухающее зеленое тело ковыляет к нему, будто чья-то злая воля ведет ее, и это особенно жутко и противоестественно. Доминирующая самка в окне заходится в крике, но Колесничиху это не останавливает. Она вне досягаемости и знает это. Инстинкт завистливой стервы и яростное желание напакостить доминантной самке ведут ее, превозмогая болезнь и немощь.
— Етидрит, страшна, — выдохнул Петрович, крепко сжимая перепуганного Кощея в объятьях, как родного, словно ища поддержки у него.
Уши Колесничихи наверняка тоже заложены отеком, потому что она на нелестные слова Петровича кротко, как лягушка Баджита, улыбается и кокетливо косит гноящимися глазками.
— А фто фы тут дефаите? — приветливо шепелявит Колесничиха, опасно и угрожающе дрожа голой проволокой на помятой шляпке. — Я смотфю — куфты тфясутфа. А это фы!
Язык Колесничихи раздулся и не помещается во рту. Он мешает ей говорить, но она уже обозначила свои намерения улыбками и томными взглядами. Эта опасность была пострашнее Петровича…
Глава 20. Там, на неведомых тропинках…
Зловредный Кацман оказался никудышным стратегом и таким же отвратительным полководцем. Своею злою волшебною волей он кидал все свои войска в бой одновременно, совершенно позабыв о том, что они не знают, что сражаются на одной стороне и своим видом зловещим, устрашающим деморализуют друг друга. Примерно как опаршивевшая Колесничиха — Петровича.
В их недолгом романе с этой дамой изначально не было искренности. Марьванна ведь могла только слышать, но не могла видеть, чем Колесничиха завлекает наивного и доверчивого Петровича. А тот попался совершенно случайно, и все потому, что был слегка подслеповат, черт их всех подери, этих баб!
К самой Колесничихе Петрович не присматривался. Ну, баба и баба. Цветы на шляпке и строгий взгляд. Но как-то раз, проходя мимо ее балкона, густо оплетенного всяческой растительностью, которую Колесничиха разводила каждое лето, Петрович получил шлепок воды по цигарке и гневно вскинул очи вверх, дабы узнать, кто это там балуется.
