— Как ты?
— Да вроде ничего, — ответила я, силясь улыбнуться. — Пить хочется.
— Ну уж нет, мы с тобой это проходили. Я выйду за водой, а ты в окно сиганешь, и ищи тебя потом, — пошутил любимый. Я хрипло рассмеялась, вспоминая, как надула его на балу. Мне тогда казалось, я такая хитрая, всё так гладко провернула. Он подал мне запотевший стакан с почти ледяной водой, зубы заломило, но приятная, освежающая прохлада прошлась по пищеводу, и я с блаженством откинулась на подушках.
— Мы вызвали Клауса Бладёльтера. Это один из наследных Кёнигов Стоунхельма, величайший ученый современности. В основном занимается вопросами крови. Он должен прибыть завтра с утра.
— Когда же вы успели?
— Милая, ты не приходила в себя почти два уна, — как только он произнес эти слова, я разглядела жесткую щетину, взъерошенные волосы, помятую одежду…
— Себастьян, прошу, расскажи всё как есть.
— Никто не знает, что это, — ответил он. — Ни один, Жнец их возьми, лекарь не знает, что с тобой. Все разводят руками… — он говорил что-то еще, но его голос растворялся, голова кружилась, перед глазами заплясали черные точки, а руку закололо еще сильнее, словно кто-то, острым как бритва лезвием полосовал мне её, с особым усердием и удовольствием, я закричала во весь голос, не сдерживая себя от боли и потеряла сознание.
Иногда я приходила в себя, поднимала тяжелые, колючие веки, и шептала хриплым голосом как мне казалось очень нужные слова, мне мерещились стоящие рядом со мной мама и папа, Соня и Рафаил, они что-то спрашивали, уточняли, молили. Я с трудом ворочала сухим, распухшим во рту языком и не чувствовала своего тела. Несколько раз надо мной склонялся незнакомый мужчина, со светлыми волосами убранными в неопрятный узел, он что-то спрашивал на каркающем, гортанном языке, но я не понимала, что он говорит и хотела лишь чтобы он пшёл прочь и оставил меня в покое. Его вопросы меня утомляли и мне вновь хотелось провалиться в бездну сна и увидеть любимых и родных, по которым я невозможно соскучилась и уже не чаяла увидеть. Но иногда, моё внимание привлекал знакомый, такой правильный голос, требующий от меня чего-то, уговаривающий меня бороться и не сдаваться, ради него, ради нас. И тогда мне хотелось откинуть тонкое покрывало, от чего-то казавшееся невероятно тяжелым и пойти ему на встречу…Но этот порыв вскоре проходил и меня вновь принимало в свои объятия болото забытья и боли.
— Вам нужно решать Ваше Величество, — обратился к нему Клаус. — Недолгое промедленье и сыворотка может не подействовать.
— Она вообще может не подействовать, — резко ответил отчаявшийся вседержитель.
— Может, но это её единственный шанс. Повторюсь, решение остается завами, так как пациентка сама не в силах его принять. Я не понимаю почему у её крови такой состав и предложил единственное верное решение. — Себастьян всё колебался, надеясь на чудо.
— Ваше Величество, при всём моем уважении, — начал Бладёльтер, — я скажу как есть, без пиетета пред вами, начистоту. У неё есть лишь три пути: первый, это я вколю сыворотку, и она сгорит за леоры, быстро, безболезненно, но с надеждой на шанс. — Цесс ощутимо напрягся, все его мускулы закаменели, на лице застыло настолько хищное выражение, что Клаус, привыкший к оборотничей мощи своего клана, непроизвольно сделал пару шагов назад, но несмотря на явный страх — продолжил, — второй, это долгая агония и неминуемая смерть, вы же видите, ей становится лишь хуже, она сильно страдает и не приходила в себя уже терил. Третий — признаюсь честно, самый маловероятный, сыворотка поможет. Но сразу оговорюсь, последствия её применения могут быть самыми разнообразными, хотя пока об этом говорить преждевременно.
— Я хочу подумать. Оставьте меня.
Величайший генетик своего времени вышел из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Он надеялся, что ему удастся испытать свою сыворотку в деле, ну а если девчонке суждено умереть, что ж поделать, он предупреждал, хотя еще интереснее было бы наблюдать как изменится её тело, когда все катализирующие факторы сойдутся в одной точке. Если бы кто-нибудь сейчас увидел старшего сына Кёнига, ему бы непременно запал бы в душу вид расхаживающего туда-сюда и потирающего в предвкушении руки, бормочущего что-то себе под нос лекаря. Он выглядел как одержимый. Сумасшедший. Впрочем, им он и был.
Глава 27. Чтобы любить людей, надо от них мало ожидать
— Нет, — тихо, но четко сказал Цесс Ориума.
— Ваше Величество, вы лишаете девушку даже крошечного шанса, — настаивал Клаус, — отказываясь принимать решение — лишь продлеваете её агонию. Ваши нерешительность и жалость могут стоить ей жизни.
— Уж лучше призрачная надежда, она всё еще жива, возможно организм справится сам, — было видно, что Виверн и сам не верит в свои слова, он руководствовался лишь эгоистичными побуждениями, не желая осознавать, как сильно мучается его невеста. Клаус всем своим видом показывал свое отношение к происходящему, как и все лекари он был циничен до безобразия и не ценил ничьего мнения, кроме, пожалуй, матушкиного, он был привычен смерти, да уж и чего таиться пред самим собой, порой сам был её виновником. Но чего у него было не отнять, так это силы духа и стремления к познанию. Если этот себялюбец так и будет стоять на своем, ему придётся действовать самостоятельно, еще не хватало, чтобы плод его бесценных трудов пропал просто так.
— Я уверен, несси Бруно с вами бы не согласилась, она борец, это видно по тому, как она сражается за свою жизнь. Время утекает как вода сквозь пальцы, решайтесь!
— Нет. Это моё последнее слово, — практически прорычал Вседержитель, ярость обжигающей волной прокатилась по палате, пузырь лечебного полога замерцал и лопнул, глаза его полыхнули красным золотом, а черты лица исказились словно в муках. Ардуано практически подхватил его под мышки вытаскивая из палаты, хотя сам был тщедушным и на голову ниже, силуэт Цесса замерцал, и старый лекарь ускорил шаг, волоча агонизирующего правителя, стараясь вытащить того на свежий воздух. И всё же Бруно успел обернуться и решительно кивнуть Бладёльтеру, тот кивнул ему в ответ.
Вытащив склянку из кармана халата, тот раскупорил её и влил розоватую жидкость в рот девушки. Драгоценные капли текли мимо, потрескавшиеся серые губы не смыкались, и Генриху пришлось приложить усилия, чтобы тоник все-таки попал в горло пациентки. Через несколько мгновений она раскрыла воспалённые мутные глаза, силясь увидеть, что происходит.
— Слушай меня внимательно, Теана, или как там тебя на самом деле, — произнес Клаус, привлекая мое внимание, я с трудом могла сосредоточиться, все плыло перед глазами и нестерпимой болью жгло руку, как будто я жарила её на костре. — У нас мало времени, если я не успею пока вернётся твой дракон, второго такого шанса у тебя не будет. Ты меня понимаешь?
Я кивнула, и, хотя мой мозг с трудом продирался сквозь акцент, говорил он четко и простыми словами, понятными мне.
— Арду сказал, что ты врач и поймешь меня, — снова мой кивок, слабый, но уверенный. — В тебе нет ни капли магии, ты феномен для этого мира, исключение из правил. В каждом, даже в том, кто не наделен магическим даром, человеке этого мира есть хоть малая, но толика колдовской силы. Молекулы дара. Частички колдовства. Ты — пустышка. Катализатором твоей болезни послужила магический помолвочный ритуал, вязь на руке лишь следствие воздействия, как увеличение лимфоузлов при воспалённом горле. В тебя словно впрыснули кровь другой группы, твоим телом магия отторгается, но процесс необратим, даже если разорвать вашу помолвку с Цессом, ты не излечишься.
