Чарли продолжал раздумывать об этом и тогда, когда подъемниктащил его наверх — на сей раз одного. Но на вершине горы он снова столкнулся сМоник. Глаза у нее все еще были припухшими, и она некоторое время колебалась,прежде чем вступить с ним в разговор, однако общительная и жизнерадостнаянатура девочки взяла верх над недавними огорчениями. Моник сообщила Чарли, чтоей очень хотелось снова увидеть его, что она терпеть не может, когда мама таксебя ведет, и что в последнее время она стала совершенно невозможной.
Чарли примерно так и предполагал и ответил в том смысле,что, как это ни печально, Моник, видимо, придется с этим смириться.
— Ты извини, мама была нелюбезна с тобой, —серьезно сказала девочка, глядя на него снизу вверх своими большими голубымиглазами. — Она очень устает, и у нее, наверное, нервы не выдерживают… Тоесть нервы… Она правда очень много работает; иногда я уже сплю, а она все сидити пишет, пишет…
Но усталость вряд ли могла извинить поведение ее матери, исама Моник это понимала. Ей было неловко за мать, которая ни с того ни с сегонапала на Чарли, и она боялась, что теперь этого никак уже не исправить.
— Хочешь, пойдем еще немного покатаемся вместе? —без энтузиазма предложила девочка, и Чарли, поглядев на нее, подумал, что онавыглядит очень одинокой. По тому, как Моник смотрела на него, как частовспоминала об отце, Чарли понял, что девочка очень скучает по нему, что притакой матери было вовсе не удивительно. Но что он мог сделать, чем ей помочь?Ему оставалось только надеяться, что отец девочки не такой желчный иозлобленный тип, как ее мать.
— Ты уверена, что твоя мама не будет возражать? —осторожно спросил Чарли. Ему не хотелось, чтобы у Моник снова были из-за негонеприятности, как не хотелось бы, чтобы мать девочки приняла его заизвращенца-педофила, который преследует ее маленькую дочку с какими-то грязныминамерениями. Впрочем, он тут же подумал, что голые склоны и множество людейвокруг избавляют его от подобных подозрений. Кроме того, Моник столь явно нехватало общения, что он все равно не решился бы отказать ей.
— Моей мамочке все равно, с кем я катаюсь. Я не должнатолько заходить в чужую комнату или садиться в незнакомую машину, —рассудительно объяснила Моник. — Она рассердилась потому, что я разрешилатебе заплатить за хот-дог. Она считает, что мы в состоянии сами о себепозаботиться.
Она снова поглядела на него снизу вверх, как будто извиняясьперед ним за мать.
— А хот-дог очень дорого стоит? — спросила она свиноватым видом, и Чарли не выдержал и рассмеялся.
— Конечно, нет! — весело сказал он, желаяуспокоить девочку. — Я думаю, что все дело в том, что твоя мама очень затебя волновалась. Мамы иногда склонны преувеличивать… И папы, кстати, тоже.Родители, видишь ли, так устроены, что начинают беспокоиться о своем ребенке,когда они почему-либо не могут его найти, а когда находят — тут уж берегись!..Впрочем, это быстро проходит, так что, я думаю, к вечеру у вас с мамочкой будетвсе о'кей.
Но Моник продолжала сомневаться. Она знала свою мать гораздолучше, чем Чарли. Мать постоянно была грустна и подавлена, и Моник даже непомнила, когда она в последний раз видела маму веселой. Почему-то ей казалось,что дела обстояли совсем не так плохо, когда она была совсем крошечной, но этобыло уже очень давно. Тогда в их жизни были любовь, тепло и надежда, был папа,а сейчас жизнь стала совсем другой, и мама тоже очень изменилась.
— Когда мы жили в Париже, мама все времяплакала, — снова сказала Моник. — А здесь она постоянно сердится,только и делает, что сердится! Может быть, ей не нравится ее работа, я не знаю…
В ее голосе прозвучали совсем взрослые досада ирастерянность, и Чарли не мог не пожалеть Моник. Ему казалось ужаснонесправедливым, что мать вымещает на дочери все свои горести.
Он согласно кивнул, хотя ему и было ясно, что дело вовсе нев работе. Тем не менее объяснять это девочке он не собирался.
— Может быть, она тоже скучает по твоему папе? —предположил он.
— Нет, — твердо ответила Моник и сжалагубы. — Она говорит, что ненавидит его.
«Вот те на! Ничего себе обстановочка для ребенка!» — подумалЧарли, чувствуя, как растет его раздражение против матери Моник.
— Мне кажется, что на самом деле она так недумает, — добавила Моник, но ее взгляд был грустным. — Может быть,когда-нибудь мы снова сможем жить вместе. Просто у папы сейчас живет Мари-Лиз…
Чарли понял, что ситуация, в которой оказалась Моник, насамом деле намного сложнее, чем это виделось с первого взгляда, и что все этоне могло не отразиться на девочке. В общих чертах это напоминало егособственную историю, но у них с Кэрол, слава богу, не было детей! Удивительновсе же, как при такой матери Моник удалось сохранить свой жизнерадостный ивеселый характер!
— Это твоя мама тебе сказала? — спросил он. —Ну, что вы будете снова жить вместе?
Ему было наплевать на мать — он жалел только Моник и отвсего сердца сочувствовал ей.
— Н-нет… Мама сказала только, что нам пока придетсяпожить здесь.
Ну что ж, это был не худший вариант — не самый лучший, но ине худший. Интересно, где это «здесь», задумался Чарли, и, когда они покатилисьвниз, он спросил об этом у девочки.
— В Шелбурн-Фоллс, — ответила она. Чарли кивнул.Он знал, что мать Моник работает в библиотеке, но жить она могла и в Дирфилде,и где-нибудь в его окрестностях.
— Я тоже живу в Шелбурн-Фоллс, — сказал он. —Я приехал сюда из Нью-Йорка.
— Я один раз была в Нью-Йорке, — оживиласьдевочка. — Когда мы переехали из Парижа, мы там жили. Бабушка водила меняк Шварцу. Это было здорово!
— Это отличный игрушечный магазин, — согласилсяЧарли.
За разговором они наконец добрались до конца трассы и сноваподнялись на вершину. Чарли решился на это, хотя и понимал, что рискует снованавлечь на себя гнев мадам Виронэ. Девочка с каждой минутой нравилась ему всебольше и больше, и ему очень не хотелось с ней расставаться. Несмотря на всепроблемы с родителями, в ней было столько энергии, столько оптимизма, столькожизни, что он позавидовал ей. Беды и несчастья не сломили и не ожесточилиМоник, и ее матери впору было брать с нее пример. Как, впрочем, и ему самому.
Оказавшись на вершине горы, они заговорили о Европе, и Моникрассказала ему, что ей нравилось и не нравилось во Франции, а Чарли молчаудивлялся взрослости ее суждений, остроте восприятия и необычайному оптимизму,который, несомненно, объяснялся тем, что она смотрела на мир глазами чистого,доверчивого ребенка. Так, Моник утверждала, что, когда она станет большой,чтобы жить с кем захочет, она поедет во Францию и останется с папой. Прошлымлетом она провела в Париже два месяца, и ей очень понравилось. Слушая ееописания парков, садов, архитектурных памятников и французского Диснейленда,Чарли попутно узнал, что ее отец работает на телевидении спортивным комментатороми что он «ужасно» знаменитый.
