Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Конечно, всё то, что делала я, могла бы выполнять и сиделка, и Мария часто настаивала на этом, но вряд ли профессиональная нянька стала бы кормить Алекса с ложечки, выдумывать разнообразие, чтоб только накормить его, обнимать его, когда ему совсем плохо, говорить поддерживающие слова именно тогда, когда они действительно нужны, дарить ему своё тепло и нежность, отдавать свои силы, быть на страже его лечения, следить за ним и при каждом отклонении настойчиво вызванивать доктора, чтобы убедиться, что все ухудшения укладываются в рамки медицинского понятия «пределы нормы»… Как объяснить ей, американке в третьем колене, что в такие моменты не сиделка нужна Алексу, а близкий, родной человек, что в болезни, особенно такой жестокой как эта, ему нужно тепло и забота, поддержка, а не протокольная помощь, строго описанная по пунктам в контракте на оказание услуг…
И я дарила ему нежность, всю, какая была во мне, а было её много, как выяснилось, очень много. Она копилась долгие годы жизни с нелюбимым мужем, а ведь я не жалела её, просто она никому не была нужна. Теперь в ней купался другой, он утопал в ней, словно в ласковом белом облаке, он исцелялся в моих руках, словно младенец в священной купели.
В дождливый вечер мы были одни, Алексу полегчало, тошнота отпустила его, он, ослабленный, лежал в своей спальне на боку, обнажённый по пояс, худой, обритый. Я легла рядом, не касаясь его, мы смотрели в глаза друг другу. В его взгляде была усталость и ещё что-то необъяснимое, что-то, что волновало меня, заставляло трепетать. Этот момент запечатлелся в моей памяти, он был наполнен особенным смыслом для нас обоих.
Я коснулась его плеча, там, где начиналась татуировка, и провела ладонью по ней, он закрыл глаза, наслаждаясь моей скупой лаской. Вот, оказывается, что нужно ему, ласки! Для такой холодной женщины, как я, это оказалось открытием… Я придвинулась ближе, настолько, что могла слышать его дыхание и ощущать тепло его тела. Не открывая глаз, он вдруг обнял меня медленно в таком нежном порыве, что у меня навернулись слёзы, и это не была жалость или боль, это была любовь… Моя любовь к нему, та самая, которой он так жаждал когда-то…
Алекс был очень слаб и скоро уснул, и я тоже. Мы впервые прикоснулись друг к другу в тот вечер, не считая моих манипуляций с инфузиями и перевязками. Именно тогда его измученный, уставший мозг принял одно очень важное решение.
{R. E. M. - Everybody Hurts (Live at Glastonbury 2003)}
Я понимала, как сильно была нужна ему в то время, и хотя моя миссия порой бывала невыносимо тяжёлой, иногда случались моменты, ценнее которых сложно представить себе что-либо. Это были волнующе-чувственные мгновения, наполненные особенным смыслом…
Алекс пытается подняться со своей постели, я спрашиваю:
— Куда ты?
— Хочу душ принять.
— Объективно в нём нет такой уж необходимости. Ты принимал его вчера, — я стараюсь быть мягкой, но мне сложно…
— Вообще, это нужно делать, как минимум, дважды в день, — говорит он, подняв глаза на меня.
— Конечно. Но не в том состоянии, какое у тебя сейчас. Ты постоянно спишь и не двигаешься, тебе нечего смывать с себя, поверь, всё в порядке.
— Мне правда нужно, — настаивает он, и снова пытается встать, но опять не может, потому что у него головокружения, иногда настолько сильные, что он не может удержаться на ногах…
— Хорошо, хочешь мыться, будешь делать это вместе со мной. Я не желаю повторения прошлого раза, — мой голос делается строже, потому что я уже теряю терпение.
Прошлого раза… А в прошлый раз было всё тоже самое: его упорнейшее желание помыться в душе и его полнейшая неспособность сделать это. Я стараюсь относиться к его желаниям и потребностям с пониманием и уважением и поэтому позволяю уединиться, а сама в это время сижу на нервах и в страхе: как бы он не убился там, в полнейшей самостоятельности. И вот я сижу и слушаю шум воды уже слишком долго… Не выдерживаю, зову его, ответа нет, и у меня обрывается сердце… Сломя голову бросаюсь в душ, открываю дверь и вижу — он лежит на полу без сознания. Хватаю его голову и бью по щекам, а у самой слёзы, паника и нервы на пределе — я же не знаю, может он и умер уже… Но нет, медленно открывает глаза, пытается сосредоточиться, видит меня, рыдающую и прижимающую его голову к своей груди, и говорит вначале спокойно:
— Всё нормально, просто закружилась голова… — его голос очень мягкий, даже ласковый.
Затем он осознаёт всю унизительность ситуации для своего мужского достоинства, да, того самого, которое диктует ему, что «мужчина должен быть сильным и развитым физически, если претендует называться им», осознаёт и надрывно просит меня:
— Пожалуйста, выйди отсюда…
— Нет! Ни за что я больше не оставлю тебя, мистер самостоятельность! — и я сжимаю свои рыдания, усилием воли сворачиваю их, страх отпускает меня понемногу, ведь он жив, а это главное сегодня…
Когда-то он носил меня на руках, словно лёгкое воздушное пёрышко, когда-то на его широкой груди я терялась как маленький беспомощный котёнок, когда-то он соблазнял меня одним лишь только своим видом, своей улыбкой… А теперь он немощен настолько, что не может делать элементарные вещи, не может помыться, не потеряв при этом сознания, не может дойти до машины сам, когда мы едем в клинику, не может есть, почти не может одеться, не может мне противостоять и покорно повинуется, чаще всего, но не сейчас. Сейчас он смотрит на меня умоляющим взглядом, полным боли, даже муки, и снова просит:
— Выйди отсюда, прошу тебя!
И я понимаю, насколько ему важно это. В эту секунду, в это мгновение ничто так не ранит его, как моё созерцание его бессилия, его физического упадка, его слабости, его беспомощности…
И я подчиняюсь:
— Хорошо, ты сможешь сам подняться? Или мне вначале помочь тебе, потом выйти?
— Я сам…
— Хорошо, я выхожу.
Сразу же отворачиваюсь и поднимаюсь, знаю, он следит за мной, и я нарочно не смотрю на него, выхожу тут же.
Сижу опять не на кровати, а на нервах, снова боюсь, и тут мне в голову приходит мысль, подхожу к двери:
— Алекс!
— Да?
— Мне можно войти?
— Можно.
Захожу, он уже поднялся, бёдра завёрнуты в полотенце, тело худое до такой степени, что у меня сжимается сердце, я его голым не видела ещё ни разу, максимум — без футболки, но это выглядело не так устрашающе.
— Я знаю, что мы сделаем.
— И что же?
— Зачем тебе душ? Пусть это будет ванна! Я знаю, ты обожаешь душ, но пусть он временно будет недоступен, в джакузи даже круче всё будет, вот увидишь.
— Хорошо. В следующий раз…
Поэтому сегодня я набираю ему ванну, вернее это не ванна, а джакузи, настолько большое, что его почти можно назвать мини-бассейном. Я мудрая женщина, я знаю, что нужно делать: добавляю пену для ванн, знаю, ему нельзя сейчас перебарщивать со средствами гигиены, но в данном конкретном случае это необходимость — он не стерпит, если я увижу его голым, а мне нужно быть с ним, потому что я элементарно боюсь, в прямом смысле очень сильно боюсь оставлять его в воде одного — ещё утонет ненароком…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
