Голос ее срывался, Фрейзе казалось, она вот-вот разрыдается. Раду-бей приподнял бровь.
– Недолго же ты изливала на меня свою благодарность, – заметил он. – Неуемная гордыня сквернит и пятнает твою честь.
– Я просто хочу сказать, что мой отец никогда бы не обманул мою мать. Честь нашей семьи превыше всего.
– Думаю, он отправился в поход истинным крестоносцем, а когда вернулся домой, никто не заметил, что он немного изменился, – рассуждал оттоман. – Вероятнее всего, он утаил от тебя, как все произошло. Ведь, когда он уезжал, ты была всего-навсего младенцем в утробе матери.
– Он не мог предать Бога. Он был честен с моей матерью!
Раду-бей кивнул.
– Как знаешь, – равнодушно пожал он плечами. – Но что есть истина? Что есть верность? Нам, детям великих отцов, неимоверно трудно ответить на эти вопросы. Да и кто знает, какому Богу человек служит?
Поняв, что еще чуть-чуть, и Изольда ударится в слезы, он отвернулся от нее и сказал, обращаясь к раввину:
– Пора ехать. Мне больше нельзя здесь оставаться, слишком велика опасность навлечь на вас беду.
– Благодарю тебя. – Раввин указал на ошметки заляпанных кровью и пылью башмачков. – Мы все благодарим тебя, и я возношу хвалу Богу, который прислал тебя к нам. Мы в долгу перед тобой, и этот долг мы никогда не забудем.
Вельможа кивнул; лицо его озарилось улыбкой, когда к нему подвели коня. За конем по узкой улочке следовала кавалькада – конюх оттомана и его слуги.
– Уезжаешь? – взволновалась Изольда. – Сейчас?
Раду-бей отвесил ей поклон и повернулся к лошади. Этого было довольно, чтобы лошадь подогнула передние ноги, и Раду-бей, схватившись за луку богато расшитого черного седла, легко вскочил в него. Лошадь поднялась на ноги. Высоко восседая в седле, оттоманский воин снова поклонился Изольде и перевел взгляд на Фрейзе.
– Кто был с вами, когда вы пришли в эту деревню? – требовательно спросил он.
Фрейзе от неожиданности подпрыгнул.
– Когда мы пришли в эту деревню?
– Не строй из себя дурака, – оборвал его оттоман. – Кем бы он ни был, он говорил на идише. Вы двое, ясное дело, не сведущи в этом языке.
– Я не знаю, – честно ответил Фрейзе. – Я не знаю, кто он. Он помог нам сбежать от танцоров, он воззвал к привратнику, и тот открыл ворота. А затем он исчез.
– А откуда он взялся?
– Возможно, из Венеции, – уклончиво ответил Фрейзе. – Но я и представления не имею, кто он такой или что он такое. Я его не звал. Я не желал иметь с ним ничего общего. Дважды я просил его оставить нас. Но, полагаю, он все равно следовал за нами.
Насупившись, Раду-бей погрузился в думы. Через некоторое время он кивнул раввину, а сопровождавшие его воины приветственно вскинули руки.
– Мне кажется, у вас появился заступник. Каким-то случайным образом эти недотепы-христиане привели с собой вашего спасителя. Надеюсь, он защитит вас… Пока я не вернусь… Пока мы не вернемся, непобедимые и сильные.
– Раду-бей, – запинаясь, обратилась к нему Изольда.
Он натянул поводья, и исполинский конь его загарцевал боком, закусив удила.
– Да, моя госпожа?
Изольда, припадая на еще не окрепшие ноги, приблизилась к коню.
– Я несказанно благодарю тебя. Я обязана тебе жизнью. Я в долгу перед тобой, и этот долг я никогда не забуду. Прости меня, прости за обидные слова, вырвавшиеся из моей груди. То, что ты сказал о моем отце, потрясло меня и на мгновение лишило рассудка.
Теплая улыбка пробежала по его смуглому лицу.
– Потрясло? – засмеялся он. – Тебя? Готовую пожертвовать своими кровоточащими ногами, лишь бы уничтожить своего брата? Я не встречал женщин отважнее тебя, не встречал женщин, смотревших в лицо потрясениям с такой отвагой.
Он низко поклонился ей.
– Поверь в себя: столь мужественной леди не нужна ничья помощь. На твоем месте я бы прямо сейчас отправился домой и стер бы твоего братца с лица земли. Один, без помощи. Господи, да тебе войсками командовать впору. Ты рождена, чтобы побеждать.
– Одна я не справлюсь, – вздохнула Изольда. – Мне нужна помощь для битвы с братом.
– И где ты собираешься ее искать?
– У графа Валахского.
Раду-бей задумчиво кивнул: известие явно заинтересовало его.
– Надо же, у доброго графа Влада. А ты с ним знакома?
– Я совсем не знаю его. Он сын моего крестного. Наши отцы обменялись мечами в знак нерушимой дружбы, поэтому у меня меч его отца, а у графа Влада – меч моего отца. И если мне потребуется помощь, граф несомненно придет мне на выручку.
Брови Раду-бея сошлись на переносице.
– Твой выбор союзника я не одобряю. Не доверяй ему. Мы враждуем с ним не первый год. Я иду своим путем, он – своей дорогой, но его дорога, уверен я, ведет его в кромешную тьму.
– Но мне больше не к кому обратиться. – В глазах Изольды, неотрывно смотрящих на Раду-бея, застыл вопрос, не снизойдет ли он до нее снова, не встанет ли он на ее защиту.
Но оттоман лишь хладнокровно пожал плечами.
– Да благословит тебя твой Бог, как мой Бог благословляет меня.
Не отводя глаз от величественного магометанского вельможи, Изольда придвинулась поближе и положила руку на шелковую гриву коня.
– Ты благословил меня. Ты спас мне жизнь. Я не забуду этого вовек.
– Надеюсь, мне не придется сожалеть о содеянном, – усмехнулся он.
Она вскинула голову.
– А ты уже сожалеешь?
С явною неохотой, словно не в силах превозмочь колдовство ее взгляда, он нагнулся и поправил спутанную прядь волос, упавшую на ее пылающую алым огнем щеку.
– Нет, не сожалею. Я радуюсь, что такая женщина, как ты, прочно стоит на своих ногах.
Она залилась краской, когда он притронулся к ней, но не отшатнулась.
– Когда я отвоюю замок, обязательно приезжай, – прошептала она. – И я сполна отплачу за то, что ты для меня сделал.
Лицо его стянулось в непроницаемую жесткую маску.
– Мы придем, не сомневайся, – ответил он. – И дойдем до самого Рима. Но вряд ли тогда меня ждет теплый прием в твоем родовом замке.
Жестом он приказал стражу открыть ворота. Конь его горячился, он сдерживал его могучей дланью, пока ворота не распахнулись настежь. Галопом пронесся он на восток мимо не успевших сообразить, что к чему, танцоров. Стремя в стремя с ним промчались и его люди. Ворота захлопнулись, привратник опустил тяжелый засов.
В деревушке все замерли, прислушиваясь к громоподобному топоту удаляющихся копыт. Но грохот постепенно затих, и Раду-бей исчез из вида.
