— Мамуля, мамулечка! — рыдает она, орошая тело слезами.
И внезапно пальцы мамулечки начинают шевелиться, глаза моргать, потом она открывает их, смотрит на нас, не дыша склонившихся над ней, на залитое слезами лицо дочери, жмурится — ее ослепляет яркий свет фонарика.
— Мамуля, мамуля! Слава Богу! Ты жива! — ликует Стана.
— Что?! А?! Это что… — бормочет мамуля, живенько садясь.
Она вынимает затычки из ушей и внимательно нас всех осматривает — нисколько уже не сонная, только испуганная и все-таки слегка ошарашенная увиденным.
— Что это… что это тут… — Мамуля крутит головой налево-направо. — Кто все эти люди и что делают соседи в нашей квартире?
И, внезапно сообразив, чья во всем вина, обрушивается на Стану:
— Мерзавка! Скопище грязи! Шлюха! Девка! Тебе что надо — чтобы я умерла от разрыва сердца?
— Слава Богу, ты жива, мамочка, мамулечка моя! Я так счастлива, так счастлива! — лепечет Стана, пытаясь обнять старуху.
— МЕРЗАВКА, МЕРЗАВКА, МЕРЗАВКА! Что ты еще придумала? — шипит мамочка, вырываясь из объятий любящей дочери. — Ты хочешь, чтобы я умерла от стыда, да, доченька, ты хочешь, чтобы я умерла от стыда на глазах всего квартала! Что тут делают все эти люди? А ну, пошли отсюда, вон, вон из моего дома! Какого черта вы все на меня пялитесь, я еще не померла, насколько мне известно!
В общем, она нас выгоняет.
Мы молча выходим из комнаты — пожарные, Francuzi, водитель такси, все еще следующий за нами по пятам, жильцы дома, следующие по пятам за таксистом; мы спускаемся по лестнице — лестница дрожит и грозит обрушиться. Внизу мы понимаем, что слух о чудесном воскресении мамочки-мамули нас обогнал. Сарафанное радио позаботится, оно всегда распространяет информацию, слухи, сплетни, самые безумные истории, к тому же еще измененные до неузнаваемости и преувеличенные до крайности, мигом разлетаются по городу. Завтра… или даже сегодня весь Белград будет в курсе, случившееся превратится в анекдот, в предмет всеобщего высмеивания, от чести семьи не останется и следа, и мамочка-мамуля не осмелится теперь нос высунуть из дома, и все из-за ее доченьки, этой шлюхи, мерзавки, этой сволочной девки, нет пощады для мамочки, породившей на свет это вместилище греха, это стыдобище!
Светает, ночь на исходе. Таксист, естественно, предлагает отвезти нас обратно на Бирчанинова: похоже, ему просто неохота с нами расставаться. На Бирчанинова у нас короткая стоянка: времени хватит ровно на то, чтобы собрать вещи, пока шофер — да, точно, он не хочет уходить! — пьет кофе и закусывает его burеkʼом, прослоенным шпинатом, и крутыми яйцами в компании проснувшегося дяди Владана.
Распростившись в семь утра с Владаном, который напрочь забыл о том, что нам сегодня лететь в Черногорию (удачи тебе в актерской карьере, Ален, привет от меня Джереми Айронсу!), едва не столкнувшись в 7.50 на шоссе с нагруженной овощами машиной, водитель которой пьян в стельку, мы — бог знает каким образом, но вовремя: рейс на Тиват, как ни странно, еще не отправлен — оказываемся-таки перед дверью, где написано «Выход В». Здесь, кроме нас, другие актеры, прошедшие кастинг на роли солдат, здесь белградская знаменитость — стилист Мистер X, с искусно растрепанной головой и в майке с английской надписью «Любовь — в волосах», и гримерша, и менеджер по кастингу Ангелина, та самая, что не умеет отказывать. Именно ей поручено привезти на съемочную площадку всех нас, и теперь она распределяет между нами авиабилеты. Потом мы регистрируем багаж, потом Ангелина предлагает выпить по чашечке кофе в ближайшем кафе, познакомиться и поговорить.
Я болтаю со Стояном, сербским актером. Череп у него выбрит, но какой-то парень при этом, мягко говоря, жеманный. Стоян живет и работает в Италии, входит в состав римской труппы, играющей «экспериментальные» пьесы, и он рассказывает о своих гастрольных поездках по захолустью, денежки получает там, в общем, приличные, конечно, не такие, чтоб купаться в золоте, да ведь не это главное, главное — зарабатывать себе на жизнь своим актерским ремеслом, нет, правда же, это главное, правда?
Я, разумеется, на все согласно киваю, но думаю — с какой, интересно, стати режиссерша утвердила на роль солдата настолько женоподобного типа? Другой персонаж, с виду славянский шкаф, иначе и не назовешь, вроде бы давний знакомец Ангелины, откликается на имя Вук. Этот признается, что на самом деле он никакой не артист, а служит телохранителем у спонсоров, актерство же — его приработок, ему не хватает бабок, а на съемках можно неплохо зашибить, особенно когда кино совместное с итальянцами, тогда платят щедро и в срок. Однажды Вука взяли в Черногорию запасным, так, на всякий случай, и вообще целую неделю не снимали, но все оплатили — все семь дней безделья и загорания у бассейна в бывшей резиденции короля Сербии и Черногории, теперь эта резиденция стала четырехзвездочным отелем, и жратва там фан-та-сти-че-ска-я, а что уж говорить обо всех этих секс-бомбах, которых он трахал в свое удовольствие, пользуясь положением запасного артиста… Вот, ребятки, что такое совместная продукция!..
— Неделя отпуска в Милочере,[83] когда ты получаешь от киногруппы зарплату и ни фига не делаешь, только трахаешься, — что может быть лучше?
Мистер X подливает масла в огонь: да-да, часто так бывает, эти съемки на итальянский манер — всегда сплошной бардак. На сценарий «им» обычно наплевать, но все в выигрыше, потому что сербских актеров и статистов «они» все равно нанимают за сущие гроши, ну и держать их про запас неделю или две, не занимать, хотя и платить по максимуму, «им» ничего не стоит. Некоторое время эта троица обсуждает выгоды ко-продукции, и я пользуюсь паузой в нашем с ними разговоре, чтобы осведомиться у Ангелины, что за программа нам предстоит. Спрашивать-то я спрашиваю, только она имеет об этом понятия не больше, чем гримерша или Мистер X, планы работы постоянно меняются, первый ассистент режиссера, Марко, поставит нас в известность о них уже на месте. Вот и все, что мне удается узнать к моменту, когда хрипатый динамик приглашает пассажиров на посадку.
26
Полет длится ровно тридцать пять минут. То есть едва мы поднимаемся в воздух и проглатываем завтрак (несколько пакетиков со странными продуктами в вакуумной упаковке плюс кошмарный кофе) — и вот уже под нами маленький аэропорт Тивата. Атмосфера самая что ни на есть летняя: туристы — в основном сербы, но попадаются и русские, шорты и майки, у всех фотоаппараты через плечо, — небо лазурное, ясное, ни облачка, солнце жарит вовсю.
У выхода, в тени пальм, нас ждет белый фольксвагеновский микроавтобус. По части организации продюсер явно на высоте.
Ангелина, боясь забыть кого-нибудь на борту, проводит перекличку, в ответ на выкрикнутое ею имя каждый должен ответить «здесь». Стоян — здесь, Вук — здесь, Francuzi, отвечающие в унисон, здесь, и гримерша, и Мистер Х-суперстар… Кастинг-менеджер старательно отмечает откликнувшихся крестиками в списке, водитель отодвигает дверь, потом она закрывается с сухим щелчком, и мы отчаливаем, едем по узким извилистым дорожкам то вверх, то вниз. Красиво — как на открытке: почти у наших ног синее Адриатическое море, и блики на нем — как серебристые рыбки. Смотрим на все это будто на что-то нереальное. Стекла опущены, теплый ветерок ласкает лица.
