«Видимо, в квартире кроме нее сейчас никого нет, иначе бы она позвонила, – подумал офицер.– Ведь, держа в руке сумочку и покупку, ей неудобно было возиться с ключом». Его радовало то, что они нащупали еще одну ниточку, которая может вывести на преступников.
От этого зависело, отпустит ли его полковник в отпуск. Майор спустился вниз и на указателе имен квартиросъемщиков прочитал: кв. 79 – Лаврецкая И. С.
– Ирина, Инна? – попытался угадать женское имя, но решил не ломать голову, а узнать в паспортном столе. Реутов отошел от дома в небольшой сквер, держа вход подъезда в поле своего зрения. Оставаясь невидимым из окон и лоджии, достал из «дипломата» портативную радиостанцию. Настроил ее на волну, зная, что Гаранин с нетерпением ждет его сообщений. Сквозь треск и шум услышал отзыв Вячеслава и с удовольствием произнес в микрофон:
– Объект взят под контроль.
– Оставайся пока на месте, наблюдай. Через полчаса тебя сменят,– сказал следователь. – Установим круглосуточное наружное наблюдение. Надо выявить все ее контакты. Если никто не появится, только тогда проведем опрос жильцов. Деньги из кассы, изъял?
– Обменял на казенные, – поправил майор.
– Их надо срочно направить в ЭКО на дактилоскопию. Нам нужны отпечатки пальцев. По тембру голоса чувствовалось, что Гараниным овладел азарт охотника, учуявшего, подобно гончей, близкую дичь.
7
Илона вошла в гостиную, положила сверток на стол. Устало присела на диван. Она немного утомилась от быстрой ходьбы и теперь чувствовала, как учащенно под блузкой бьется сердце. Чтобы дышалось свободно, изловчившись, расстегнула на спине бретельки бюстгальтера. Исчезла скованность, и женщина позавидовала девушкам-кокеткам, предпочитающих обходиться без бюстгальтеров.
Почувствовав голод, она направилась было на кухню, чтобы, как обычно, утолить его бутербродом и чашечкой кофе, но в последний момент пересилила себя. Быстро разделась, вошла в ванную и приняла душ. После уличной жары и суеты, слегка прохладная, словно морская, вода освежила и взбодрила ее. Женщина вытерлась насухо. Проходя в гостиную мимо трюмо, оценивающе оглядела свое смуглое загоревшее тело, отраженное в зеркале.
«А я для своих лет еще неплохо выгляжу,– оглаживая ладонью грудь, мягкий изгибы талии и бедер, подумала она. – Иначе бы Герман давно нашел бы для постели девочку моложе. Может, и завелась у него зазноба, шут его знает? Пропадает, невесть где? С бывшей женой развелся, так и не разделив жилье и имущество. Скрытный стал. Опять же с этими деньгами? Мог бы и сам подарок сделать.
Не слишком надежный спутник для семейной жизни, как перекати-поле. Не хочет жертвовать личной свободой, а каково мне слыть любовницей? Перед дочерью и соседями неудобно, стыд глаза колет. Сожительство все равно, что проституция, ни к чему его не обязывают. Схватил удовольствия, разрядился и гуляй Вася. Надо кончать этот роман, пока дело не зашло далеко. Я еще привлекательна и соблазнительна, мужики часто поедают жадными взглядами. Найду себе состоятельного коммерсанта или банкира и заживу, как у Бога за пазухой, в роскоши не ведая денежных и прочих проблем».
Эта согревающая сердце мысль не первый раз, когда Илона в одиночестве коротала вечера и ночи, навещала ее. Но стоило Дробичу появиться, и решительность покидала женщину, уступая место желанию тепла, ласки и нежности. В такие минуты ей становилось себя по-бабьи жаль‚ хотелось мужского соучастия, ласкового слова и любящего взгляда. Герман, отлично знавший женскую психику, не скупился на ласки. Ощутив невесомость шелка, Лаврецкая примерила пеньюар.
Пристально вгляделась в свое изображение. На нее из глубины зеркала взирала очаровательная женщина, способная покорить сердце самого закоренелого пуританина и даже закореневшего женоненавистника. «Герман ошалеет от страсти, с ума сойдет от такой красоты, – предположила она, размахивая трепетными шелками пеньюара. Куда же он запропастился? Ушел без следа ни привета, ни ответа. Носит его, как перекати-поле, по ветру. Все мужики эгоисты – взял свое, насладился, и до следующего раза. А с Ниной надо подружиться. Гляди, начнут дорогие дефицитные вещи перепадать».
Увлеченная примеркой, женщина позабыла о голоде, и лишь телефонный звонок заставил ее встрепенуться. Она подошла к тумбочке, на которой стоял телефонный аппарат.
– Да, слушаю, – поднесла трубку к милому лицу.
– Илона, привет, лапочка. Ты одна? – услышала она взволнованный голос Германа.
– Конечно, одна? – удивилась она его вопросу. – С кем мне еще быть? Не ревнуешь ли? С каких это пор?
– Ты брала из моего костюма деньги? Сто рублей? – оставив без внимания ее вопросы, с тревогой в голосе спросил Дробич и замер в ожидании. Она слышала его прерывистое дыхание и смутное беспокойство овладело ею.
– Что случилось, Герман?
– Брала или не брала? – раздраженно повторил он и это неприятным холодком обожгло ее.
– Прости, Герман. Я тебе их верну с зарплаты, – запинаясь и, чувствуя, что краснеет, пообещала она. – Все произошло нечаянно, ночью. Твой пиджак упал с вешалки, оторвалась петелька и деньги выпали из кармана. Они мне очень нужны были, а одолжить их у тебя я не осмелилась.
– Где, где эти деньги сейчас!? – нетерпеливо перебил он.
– Я их растратила, представив, что этой твой подарок за мои ласки, – обиженно вздохнула Лаврецкая.– Если бы ты увидел, какую я прекрасную вещь купила, то так бы не сердился. Я же тебе намекала, а ты не понял. Пожалел для своей сладкой лапочки какие-то несчастные деньги. Приходи вечером, Герман, увидишь, какая я нежная и сладкая. Покупка и для тебя станет неожиданным и очень приятным сюрпризом …
– Ты уже сделала мне царский сюрприз, – сухо проворчал он. Обычно сексуально сдержанная, она решила разжалобить его ласковыми словами и намеками. С недоумением почувствовала, что это не воспламенило в нем чувства. Голос Дробича звучал холодно и жестко.
– В каком магазине потратила? Когда?
– В универмаге «Весна», полчаса назад.
– А-а, зарезала, чертова баба с куриными мозгами! Легкая на подъем, я тебе уже полчаса названивают на работу, и домой. Черт тебя носит, как цыганку, по магазинам! – воскликнул он и, очевидно, прикрыв трубку ладонью, сочно выругался. – Во, старая вешалка.
Не рассчитывал, что Илона его расслышит. Но она чутко улавливала интонацию его голоса.
– Герман, как ты так можешь, что стряслось? Почему ты потерял голову и превратился в пошлого грубияна? – слезы обиды выступили у нее на глазах. – Не будь таким мелочным и жестоким. Мне страшно, ты меня пугаешь?
– Ладно, лапочка, успокойся. Чему быть, того не миновать, – взял он себя в руки. – Деньги эти чужие. Ну, да черт с ними. Ты права, не стоят они того, чтобы рубить по живому и сжигать мосты. Ты мне очень дорога.
– Я верну, обязательно верну, все до последней копейки, чего бы мне это не стоило, – всхлипывая, прошептала она.– Хочешь, одолжу у подруги или отнесу покупку назад? Уговорю, чтобы приняли.
