10) Введение для всех без исключения действительного права на бесплатное образование, медицинскую помощь, на отдых, на обеспечение старости.
11) Уничтожение режима террора и насилия. Ликвидация насильственных переселений и массовых ссылок. Введение действительной свободы религии, совести, слова, собраний, печати. Гарантия неприкосновенности личности, имущества и жилища. Равенство всех перед законом, независимость и гласность суда.
12) Освобождение политических узников большевизма и возвращение на родину из тюрем и лагерей всех, подвергшихся репрессиям за борьбу против большевизма. Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу за Сталина и большевизм, независимо от того, вел ли он ее по убеждению или вынужденно.
13) Восстановление разрушенного в ходе войны народного достояния — городов, сел, фабрик и заводов за счет государства.
14) Государственное обеспечение инвалидов войны и их семей».
Заканчивался манифест призывом встать на борьбу с диктатурой Сталина.[180] Гитлер или национал-социализм не упоминались в документе ни единым словом. Поскольку манифест отображал убеждения людей, знакомых со сталинским режимом не понаслышке, вряд ли стоит удивляться его демократическому духу. Удивительно то, что все это было позволено написать и высказать. Вероятным объяснением может служить имевшееся в то время у части нацистских вождей желание столкнуть западные державы и Советский Союз.
Основная важность декларации заключается в том, что она дала освободительному движению легитимную базу, поскольку до этого момента Власов и его сторонники не имели права открыто провозглашать цели, мотивы и намерения движения, что позволяло любым несведущим лицам считать и называть их предателями. Теперь, благодаря манифесту, становилось известно о наличии у них политических целей, отличных от тех, которые имелись у «оборотней» из других стран, готовых принять нацизм.
После официальной части Франк закатил в Чернинском дворце банкет на пятьдесят персон. Русские находились в прекрасном настроении. Звучали тосты, звенели бокалы, а затем Власов стоя высказал благодарность своему другу и советчику Штрик-Штрикфельдту, который во время церемонии скромно сидел в заднем ряду. Позднее русские спели балладу о казачьем атамане Стеньке Разине, досыта хлебнувшем свободы и заплатившем за нее головой. В итоге в 2 часа ночи Власов и его коллеги по КОНР поехали на вокзал, где к ночному поезду на Берлин для них прицепили специальный вагон.
Декларация была опубликована в первом номере нового печатного органа КОНР — газеты «Воля народа», вышедшей большим тиражом 15 ноября. Одновременно на советской территории был произведен выброс листовок с текстом декларации.
18 ноября в зале берлинского «Ойропа Хаус» состоялся митинг, на котором присутствовало 1500 человек, в большинстве своем члены делегаций из трудовых лагерей и лагерей для военнопленных. В долгой речи Власов разъяснил им цели освободительного движения и закончил доклад чтением декларации. Из других выступавших собравшиеся особенно хорошо принимали священника Киселева, который подчеркнул демократические принципы, провозглашенные в манифесте, и лейтенанта Дмитриева, который в заключение воскликнул:
— Мы не являемся и не собираемся становиться немецкими наймитами. Мы воюем за свободную Россию — за Россию без большевиков и угнетателей.
Эти слова вызвали не смолкавшие несколько минут овации, многие из присутствовавших плакали. Митинг закончился пением гимна «Коль славен…».
19 ноября в русском соборе Берлина глава Русской православной церкви за рубежом митрополит Анастасий и митрополит Берлина и Германии Серафим отслужили торжественную службу за победу воинов-освободителей. Затем Власов посетил Анастасия в Далеме, где у них состоялась беседа, продлившаяся несколько часов. Приветствуя митрополита, Власов испросил церковного благословения — он признавал церковь и ее обряды, хотя верующим в строгом смысле этого слова не являлся. 20 ноября посланники РОА провели встречи с военнопленными и восточными рабочими с целью рассказать им о КОНР и ознакомить с текстом манифеста. В течение нескольких следующих дней от различных групп рабочих прибыло 470 коллективных телеграмм, а также тысячи личных писем, в которых содержались просьбы о вступлении в РОА добровольцами в общей сложности более тридцати тысяч человек. На организацию армии потекли пожертвования — деньги, украшения, даже обручальные кольца.[181]
Во времена, когда крушение Третьего рейха было уже не за горами, десятки тысяч людей высказывали свою поддержку освободительному движению. Оставляя за кадром бесчестность немецкого руководства, было бы совершенно неверно называть Пражскую декларацию и собрания и митинги в поддержку КОНР «фарсом» и отзываться о их участниках как о «пустых и злобных крикунах».[182] Русские выражали готовность пожертвовать очень многим, если не всем, ради освобождения от сталинского режима. Они очень боялись приближавшейся «красной косы» — сталинских войск, чувствуя острую потребность сплотить ряды как можно крепче. Теперь у них появился представительный орган — КОНР и инструмент осуществления власти — РОА, способная стать на их защиту от произвола немцев. Они рассчитывали, что западные демократии смогут понять политический характер их борьбы за свободу. Они считали альянс Запада со Сталиным просто временной выгодной сделкой и испытывали уверенность в том, что он рухнет немедленно после того, как падет гитлеровский рейх и снова станут очевидными притязания Сталина на осуществление мировой революции. Вера в западные державы сегодня может показаться наивной, но не менее наивной была и вера хорошо информированных людей на Западе в «доброго старого дядюшку Джо».
Тревоги, мучившие Власова в предшествующие провозглашению Пражской декларации недели, если не улетучились вовсе, то рассеялись. До самой последней минуты он боялся запрета. Как сказал он Мелитте Видеманн:
— Теперь это случилось, и никто уже ничего не изменит. Если Судьба обрекает нас на смерть — мы умрем. Но семя правды ляжет в землю, оно прорастет и даст всходы.[183]
Измотанный длительной борьбой со слепотой и самонадеянностью немецких руководителей, Власов ничего особенно хорошего для себя уже не ждал. Все, что осталось, — создать как можно большую армию, чтобы пресечь дальнейшие агрессивные поползновения немцев и показать всем действенность политического освободительного движения. Выживание зависело от выхода на арену борьбы политической силы, которую признают западные державы.
