Кшатрии – лучшие в народеТом, что доверяет кланам;Мудрый и учтивый человек —Лучший среди богов и людей.
Этого представления, вне сомнений, по большей части придерживались в кшатрийских семьях; источники часто упоминают, как шакьи гордились своей кастой. Согласно преданию, будды рождались только в одной из двух высших каст. Ничто не свидетельствует о том, что Будда пытался отменить касты как социальный институт. Ему не нужно было делать этого, поскольку он мог добиться соблюдения учения о том, что истинный брахман – это добродетельный брахман. Но в пределах сангхи каста действительно исчезает. Было много примеров того, как монахами становились люди низкой касты.
Утверждали, что сначала сангха была аристократической, а ее члены привлекались в нее из высших каст – естественная реакция против полностью несостоятельного взгляда, согласно которому это движение несло проповедь спасения бедным и убогим. У нас нет никаких данных о сангхе, вызывающих ассоциации с душевным складом первых евангелистов. Традиция приписывает Будде такие слова:
Подобно тому, о монахи, как великие реки – например, Ганг, Джамна, Ачиравати, Сарабху и Махи, – впадая в океан, теряют прежние имена и готры и обретают имя океана, так и четыре касты кшатриев, брахманов, вайшьев и шудр, ушедших из дома к бездомной жизни в Учении и Уставе, которым учит Татхагата, теряют прежние имена и готры и обретают имя отшельников, сыновей шакьи[243].
Это учение, несомненно, первично, и, если способ его изложения относится к более позднему времени, он тем яснее свидетельствует о том, каким стало сформировавшееся учение. Такое положение дел существовало не только в одной школе, поскольку в «Лалитавистаре» приводится предназначенное для мирян нравоучение, где сказано, что Бодхисатта, выбирая жену, не думал о касте.
Ритуальные вопросы жертвоприношений и употребления в пищу мяса рассматриваются все с той же этической точки зрения. Моральное действие выше, чем даже бескровное жертвоприношение, а еще выше Благородный путь. В почитании шести четвертей нет ничего неправильного, однако его следует осуществлять через выполнение морального долга по отношению к шести классам ближних.
Поскольку употребление в пищу мяса было сделано этическим вопросом, ритуальный аспект потерял для буддистов смысл. Отсюда практика мясоедения была осуждена не сама по себе, но в той степени, в какой тот, кто ест, способствовал убийству или причинению боли. Эта позиция яснее всего изложена в «Дживака-сутте» (Мадж., i, 368). Дживака[244] сказал Будде, что он слышал, будто люди убивали животных специально, чтобы дать Будде, и будто он ел это мясо. Он спросил, правду ли ему сказали, не ложно ли они обвиняли Господина. Будда ответил, что это неправда; мясо нельзя есть в трех случаях: если человек видел, слышал или подозревал, что оно предназначалось для него. Если монах, практикующий брахма-вихару любви, принимает приглашение в деревне, он не думает: «Поистине этот домохозяин дает мне прекрасную еду; вот бы он давал мне прекрасную еду и в будущем». Он ест пищу, не привязываясь и не увлекаясь. «Как ты думаешь, Дживака, думает ли в это время монах о вреде себе, другим, и себе, и другим?» – «Конечно нет, Господин». – «Разве не безвинно ест в это время монах?» – «Точно так, Господин».
Это учение совпадает с отраженным в Винае: в ней говорится, что Будда принял еду от главы джайнов Сихи, который дал ему мяса. Разошелся слух, будто он убил быка для Будды, но на самом деле он послал за мясом уже убитого животного. Виная запрещает определенные виды мяса – человеческое, слоновье, лошадиное, собачье, а также мясо некоторых диких животных[245].
Часто упоминаются еретические школы. В легенде о посещении Будды Аджатасатту царь говорит, что до этого он навещал шесть наставников еретических школ, и рассказывает об их учениях. Это были:
Пурана Кассапа, преподававший доктрину недеяния, то есть отсутствия заслуги в любом добродетельном поступке и вины даже в самых серьезных преступлениях;
Маккхали-Госала, который допускал факт испорченности, но говорил, что очищение достигается только посредством перерождения, а не поступками индивида;
Аджита Кешакамбалин, который преподавал доктрину «обрыва», то есть полного уничтожения со смертью;
Пакудха Каччаяна, который утверждал, что существует семь постоянных, несозданных сущностей;
Нигантха (джайн) Натапутга, который учил, что Нигантха («свободный от уз») ограничен в четырех направлениях;
Санджая Белаттхапутта, который уклонялся от прямого ответа и отказывался от положительного или отрицательного изложения какой-либо доктрины.
Это, несомненно, старый пассаж, поскольку в нем содержатся следы диалекта, отличного от пали. Некоторые из наставников известны как исторические лица, но из этого изложения их учений нельзя извлечь исторической информации, поскольку их доктрины были неправильно поняты и перепутаны буддистами. Взгляды первых четырех наставников изложены также в «Сандака-сутте» (Мадж., i, 513), где названы «безнравственными системами» (абрахмачария), но там не упоминаются имена, и та часть учения, которая в предшествующем отрывке была приписана Госале, соединена с учением Пакудхи, а классификация существ Госалы в «Ангуттара-никае» (iii, 383) приписана Пурана Кассапе. Очевидно, даже если этим доктринам и учили во времена Будды, нельзя быть уверенным в том, что буддисты провели их правильную атрибуцию определенным лицам.
