Не все валлийские фильмы, разумеется, сделаны так хорошо. Но ведь тот бретонский фильм, который нам показывали на уроке, считается одним из лучших. Так в чем же дело? Откуда такая разница?
По возможности тактично я задала этот вопрос преподавателю бретонского, который показывал нам фильм. Надо сказать, не я одна была неприятно поражена качеством бретонского кинематографа. Ффран тоже часто возмущалась: «Ну почему бретонцы не могут снять что-нибудь приличное? Вот наше, валлийское телевидение, к примеру, ничем не хуже английского. Наоборот, один валлийский сериал так понравился зрителям, что его перевели на английский и на другие языки! Почему не сделают то же самое на бретонском?»
Так что и мой вопрос никого не шокировал. Как мне объяснили, все признают, что качество бретонских фильмов оставляет желать лучшего и дотянуть их до уровня валлийских было бы прекрасно, но… Во-первых, нельзя сравнивать положение валлийского с положением бретонского. Начать с того, что валлийский язык никто никогда не запрещал и не преследовал. Говорящих по-валлийски гораздо больше, чем говорящих по-бретонски, и поэтому гораздо легче найти профессионального актера, говорящего по-валлийски, чем говорящего по-бретонски бретонца, способного прилично сыграть роль в фильме. Но не только в этом дело. На профессиональную съемку, костюмы и прочее не хватает денег. На местном телевидении передачам на бретонском отведено немного времени; десять минут на новости каждый день и тридцать пять минут по воскресеньям. Даже если кто-то и снимет полнометражный фильм, показать его в воскресной передаче целиком не удастся. Многие негодуют по поводу того мизерного количества времени, которое уделяется передачам на бретонском. Им отвечают: «А много народу смотрит эти ваши бретонские передачи?» Время от времени телевизионное начальство угрожает вообще прикрыть их, но бретонские энтузиасты активно протестуют. К слову, в Уэльсе существует отдельный канал, полностью вещающий на валлийском.
А действительно, если задуматься, кто смотрит телепередачи на бретонском? Студенты, изучающие язык, их преподаватели, немногочисленные энтузиасты, не пропускающие ни одной передачи, ни одного нового печатного издания на бретонском? А те, кто до сих пор сохранил бретонский язык в глубинке? Ведь для них, особенно для тех, кто не умеет читать и писать по-бретонски, телепередачи на родном языке — это единственное средство «пообщаться» с бретонцами из других областей. Мне очень хотелось это узнать, и я воспользовалась случаем, когда во время очередных каникул у Коттенов зашел разговор о телевидении.
Многие из родственников Валери, как оказалось, смотрят новости по-бретонски.
— Я посматриваю иногда, — как всегда со смущением призналась госпожа Коттен. — Но понять, что они там говорят, иногда трудно. Вот когда говорит кто-то из нашей области, тогда другое дело. А других, как ни стараешься, не поймешь.
— Ну, не скажи! — возразила ее сестра. — Когда я начала смотреть новости, тоже не все понимала. А сейчас привыкла, все разбираю.
В основном, как выяснилось, почти все после небольшого периода тренировки, когда ухо приспосабливается к непривычному произношению, начинают понимать передачи. Такая тренировка, конечно, не самое легкое дело. Особенно в таком языке, как бретонский, где диалекты разошлись очень далеко. И тем не менее те, кто интересуются своим языком, сделав над собой некоторое усилие, начинают понимать любой его диалект.
Глава 23. Скандальная история и говорящие коровы
Не все бретонцы любят свой родной язык. В том же кабачке у Мари Подерс с нами произошла маленькая скандальная история. Когда я мирно беседовала с одним милым дедушкой, заинтересовавшимся тем, как у нас в России выращивают озимые, а Андрео с Валери выясняли у кого-то местный вариант какой-то песни, в бар вошел нетипичный посетитель. Он был одет по-другому, да и держался не так, как все. Позже мне объяснили, что он скорее всего работал в торговом флоте и часто бывал за границей, поэтому, вероятно, считал себя культурным человеком и смотрел на окружающих немного свысока. Тем не менее он со всеми поздоровался, перекинулся двумя-тремя фразами (на бретонском, разумеется) со старыми моряками и посмотрел на нас троих.
— А вы тут что делаете, интересно? — спросил он почему-то по-французски. Узнав, что мы студенты и приехали сюда попрактиковаться в бретонском, он неожиданно рассердился: — И как вам не стыдно! А еще в университете учитесь! Кто только вас там учит? Молодежь, а туда же… Ну они, — он не очень уважительно указал рукой на завсегдатаев кабачка, — люди необразованные, не понимают, а вы-то должны понимать, на каком вы языке говорите! Это же фашистский язык!
Мы попробовали что-то возразить, но посетитель продолжал свой прочувствованный монолог:
— Дожили! Теперь бретонский преподают в школах! Хорошо еще не во всех… Да если бы у моих детей в школе преподавали бретонский, я бы забрал их оттуда. Пусть бы лучше совсем без образования остались, чем учили бы этот фашистский язык!
Честно говоря, услышав такое, я просто опешила. Сердитый посетитель удалился, а я решила выяснить у моих друзей, при чем тут фашисты. Вот что мне рассказали.
В любой семье, как говорит пословица, не без урода. Любое национальное движение, особенно если оно встречает упорное сопротивление властей, может приобретать уродливую форму. Патриоты легко превращаются в шовинистов, а борцы за национальную культуру — в террористов. Было такое и в Бретани. Еще до Второй мировой войны на центральной площади Ренна бретонские террористы взорвали скульптуру, украшавшую здание мэрии. Скульптура, изображавшая коленопреклоненную Бретань, отдающую свою свободу Франции, не льстила самолюбию бретонцев.
Это происшествие, естественно, наделало много шума, как в буквальном, так и в переносном смысле, но несколькими годами позже произошло нечто куда более скандальное: некоторые бретонские писатели, лидеры национального движения, в пику французам, боровшимся с фашистскими захватчиками, стали на сторону оккупантов. Этот факт был подхвачен прессой, и, как это всегда бывает, дурная слава распространилась и на всех тех, кто не имел никакого отношения к политике и занимался только языком и культурой.
Давно ушли в прошлое террористические акты, на смену которым пришли забастовки рыбаков и фермеров, но и через пятьдесят с лишним лет, как оказалось, у многих словосочетание «бретонское движение» продолжало вызывать неприятные ассоциации. Да и сейчас многие, как тот сердитый посетитель кабачка, уверены, что бретонским языком занимаются только фашисты. Часто можно услышать, как о ком-то говорят «Он увлекается бретонской культурой… Но вы не думайте, он не националист, он просто собирает бретонские книги!».
Бретонцев так упорно убеждали, что их язык недостоин человека, что некоторые считают, что по-бретонски можно общаться только с животными. Как-то я спросила у одной фермерши:
— Вы говорите по-бретонски?
— Что вы? — искренне удивилась она. — Я не говорю по-бретонски, а вот мои коровы — другое дело.
— То есть как?!
